каждый мой день это дом с восковыми фигурами,
фурии и гиппопотамы ползут по моим волосам,
ножницы всё стригут по усталым усам,
и поцелуи нежными каплями по женским устам,
и снова я в своих подворотнях
всё напиваюсь
с аскетичностью в хлам,
и в груди моей живёт
полу-разрушенный храм.
по коридорам бродит
маленький зверь,
при Луне,
девушка-призрак
в одной из комнат,
вздох листьев,
сломанной кистью
в омут из писем
и рука её - хрусталя устья,
запах мгновения истин,
и вуаль накинута и просвечена
солнцем,
и вдалеке всполохи-грозы,
в банкетной тосты
и на кухне
полу-сгорающий тостер,
люди, как статуи
встают в нелепые позы,
носы острых ботинок,
обнимают ветвями сосны,
или твои русые косы,
они густые стихии,
и любовь, и эти стихи, ты,
каждый локон жалит, как осы,
кровавые губы и рты,
и мы не в волшебной горе Томаса Манна
и время снова так скоротечно,
бешено рвётся вперёд,
как вода в полный напор Ниагары,
из хрупкого крана,
в ладонь кипяток, рука в кулак, -
хруст стакана, нежный фаянс,
обыск дивана, это всё фарс?
нас накрывают слуши режим,
ты арестована, я арестован,
как пара догорающих спичек
или как обманщик астролог,
эти люди в сером уже давно
сдали в ломбард все улыбки
и даже остроты,
они ведь сажают нас настоящих
в остроги,
и не стой столбом,
не смотри на меня так,
твоя грудь и так загорелась костром,
в обморок падают люди вокруг,-
все за решеткой,
на раскаленной земле
насилуют принужденное Буги-Вуги,
прыгают пятками на красные угли,
в клетках, за паутиной,
между прутьями
лица всех восковых фигур
напуганы страхом
Хичкоковских птиц,
и рычит на наши тела
наутюженный шпиц,
мы застыли
и под шею
капают черным пластиком
мраморных астр
кудрявые паствы
и умирая
мы забыли друг для друга
все ласки.