Он не был в красное одет,
По цвету как вино,
Лишь руки пачкал этот цвет,
Но мертвым все равно,
Когда жену в расцвете лет
Он задушил легко.
Сегодня в муторной толпе,
Сереющей, как смерть,
Он шел, как будто не в тюрьме,
Насвистывая песнь.
Но грусть зрачков не скроет ложь,
А скорбь не сгладит день.
Под небом псевдо-голубым,
Он легок был, как бег,
Со взглядом слишком не простым,
Для здешневских калек.
Где в каждом облаке большом
Прослеживался век.
Я шел с другими по рядам,
И спрашивал о том,
За что пронзительным глазам
Шагать в тюремный дом.
Но что шепнули мне в ответ:
«Повесят – и с концом».
И лик Христа возник в глазах,
И стены разошлись
Звенящей болью в небесах
Завис безмолвный крик.
Я ощутил тупую боль,
Взглянув на скорбный лик.
Он был охотником тогда –
Сейчас же молит смерть.
И снова светлые глаза
Увенчивает тень.
Он погубил любовь свою
И должен умереть.
Ведь каждый убивает жизнь,
В любви ее цена.
Кто взглядом, чистым, словно синь,
Кого – глотком вина.
Трус душит страстью в темноте,
Храбрец - при свете дня.
Кто старость ждет, как приговор,
Кто в молодости мертв.
В кого стреляет страстный взор,
В других – монетный звон.
И лишь добряк вонзает нож,
Отправив в вечный сон.
Одних проклятие любви
Настигнет наконец.
Слезами полными тоски
Разрубит он венец.
Ведь каждый был убит хоть раз,
Но умерли не все.
В тени скорбящей стороны,
Не чувствует стыда.
Лишь плотный круг тугой петли
Страшит его глаза.
Он представляет, как сверкнет
Над небом пустота.
Вдыхая дым от тишины,
Он нем, как клок небес.
С обратной черствой стороны
Его клеймили: «Бес!».
И от молитвы во дворе
Не просит он чудес.
Сегодня он проснувшись встал
И пожалел о том:
Над ним склонился капеллан,
С шерифовским значком,
И губернатор ждал его,
С болезненным лицом.
Он не спешит, хотя его
Торопятся часы.
Он знает Бога своего,
И знал, за что сидит.
Но как удары молотка,
Врезает боль в виски.
***