Ржавая осень, лимонная осень, осень сухого муската.
Вымолить долгожданной влаги пытаются деревья, словно шаманы, звеня и засыпая земной алтарь жертвенным золотом листвы.
В полуденные часы солнце ещё выпаривает измученную жарким летом землю,
но вечера, вечера уже склоняют свежим, прохладным воздухом к длительным прогулкам под небесным куполом, расписанным звёздными фресками.
Дышать! Дышать полной грудью хочется в эти часы. Вдохнуть от жадности всё небо до последней звёзды, до последнего атома и не выдыхать. Самой стать воздухом и пространством, и раздать себя всю, без остатка, восполняясь от следующего живого вдоха своего последователя.
Ранним утром земные жилища, окутанные туманом, как греческие весталки в тонких шерстяных инфулах, стоят в почтенном смирении перед грядущим.
Этим летом, две тысячи восемнадцатого года, почти не было дождей, а в прошлый год поливало до середины августа. Мы тогда, помню, еле справлялись с покосом травы. Теперь же трава выжжена и лишь кое-где пылает лиловый клевер и чертополох.
Распахивая перед сном окна и впуская уже совсем осенние ночи в дом, я слышу запах дождя очень часто, но он будто играет со мной в прятки,заставляя меня улыбаться. Игра рано или поздно закончится, я найду его, и он окатит меня с головы до ног ледяной водой ежегодного октябрьского крещения. Я люблю осень. Люблю за тихое смирение, за стаи галдящих и улетающих птиц, за её долгие проливные дожди и первые заморозки. За то, что она зачинает новый виток вокруг светила. В её заложенных под зиму сосновых почках уже живёт весна. Пусть это ещё внутриутробная весна, но она уже есть...
Осень, осень, осень... Я люблю осень.