Господь смеялся, тебя рассыпав песком по блюду,
Глас муэдзина такой же резкий, как крик верблюда…
Прошиты нитью огня и крови твои пустыни…
Но солнце сядет, глаза закроет, песок остынет.
Хамсины бьются тревожной стаей в дома и стены,
Османы пали, нет Византии и Карфагена,
Но время дышит, и рвутся к небу его знамена,
С орлом и гласом: «О Цезарь, Ave! За легионы!»
И даже вечность закатом алым в песок впиталась,
Ушли народы, могилы стерлись, страна осталась.
И только ночью, когда шакалы молитвы лают,
Пустыня Богу песок в ладони пересыпает.
И только время увидит это, ветра поманит,
И закружится песок над Грецией и Ла-Маншем,
Заплачут дети, которым вечность под веки ляжет,
Во сне увидев, как легионы встают на марши.
Вздохнет пустыня, прореху в памяти залатает,
И белый мальчик во сне заплачет над Эль – Кантави.