(полурифмованный полуверлибр)
Неумолимо-звонкий шорох звёздной каши
пронизывает души наши.
Жёлтый лемех луны яро август пропашет -
на заклание осени он обречён...
Василия правнук, Григория внук и сын Саши
был Владимиром я несколько нескромно наречён.
И чем же я, Владимир, в этом мире володею?
Трагическою маской лицедея?
Привычкой жить, не о себе радея?
А может, вообще владения пусты?
И там только смешно топорщатся, под осень рдея,
стихов моих колюче-грустные кусты.
Plusquamperfekt (давно прошедшее) надёжно тонет.
И никакой уверенности в том нет,
что сохранятся зыбкие очертанья комнат
и гулкая холодная кровать.
У человека есть возможность удивительная - помнить.
И редкая способность - забывать
. . . . . . . . . . . . . .
А надо всем над этим - ослепительна вспышка нечаянной встречи.
...Всё тот же августовский вечер.
Стволов сосновых свечи
янтарём прозрачно-призрачным горят.
Закат печатью необъяснимости помечен.
Вот ночь, уже темно. Огонь костра... И взгляд.
Впустил поэзию в себя почти картонный домик.
Нас несколько. Мы все поэты. Только кроме -
мы люди все. И знаем: непременно тронет
то, что есть у каждого своё другим сказать.
Скрипит сосна за дверью. А в тоненьком картоне
звучат стихи. И говорят глаза.
Сравнений в мире нет - на что это похоже...
В квадригах Аполлона виснут вожжи,
До завтра стрёкот смолк кузнечиков на пожне,
Луна устала звёзды сторожить.
А я? Я понял много позже (много позже!) -
мне в этот вечер захотелось жить.