Наводнение

Васька Бенгальский
  Эту историю однажды рассказал мой приятель. Я долго держал ее в себе, но вот как-то решился поведать и другим. Я напишу ее от первого лица. Для этого есть две причины. Первая - это то, что он рассказывал ее мне, когда мы сидели рядом и смотрели друг на друга. Прямо. В упор. И не отводя глаз. О второй, быть может, скажу потом.

  Итак:

  "В том году зима была муторная. Отвратительная. Не зима, а сплошное расстройство. Не было морозов, искрящегося снега и хрустящего наста. Хмарь, промозглость, сырость. По ночам мерзко завывал ветер. Днем каша под ногами и кисель над головой...

  А потом пришла весна. Неожиданно, хоть и с запозданием. Тучи исчезли без следа. Солнце словно прибежало к нам откуда-то с экватора. Светило и жарило. Мы выходили во двор в резиновых сапогах на шерстяной носок, но стягивали майки, подставляя свои дряблые мышцы, спрятанные под бледной кожей, солнечным лучам.

  Весна. Кто-то вытаскивал мангал, кто-то резал мясо, луковицы и хлеб, кто-то расставлял стаканы. Рядом крутился пес, что-то жалобно скулил и пытался посмотреть мне в глаза. Но ведь путался по ногами, а тут еще сосед матюкнулся, споткнувшись о него. И я отвел собаку за сарай и пристегнул на цепь в огороде. Насыпал костей и мясных обрезков - "Не скучай, друг!"

  Потом мы ели и пили. Пили и пели. Снова ели и снова пели. Солнце зашло и мы перебрались в дом. Кто-то играл на гитаре, кто-то спал в кресле, невзирая на шум. Потом все как-то стихло. До утра. До тех пор, пока кто-то не вышел на крыльцо и не увидел стремительно наступавшую воду. Крик. Паника. Мы хватали документы и что-то якобы ценное, выталкивали со двора машины. Помню, как сосед с криком "Куры!!!" распахнул дверь в курятник и побежал назад уже по колено в воде.

  О собаке я вспомнил, только когда мы отъехали километров тридцать.

  Через неделю вода начала спадать и мы с шурином приплыли к дому на его моторке. Голодные куры примостились на крыше сарая. Там же сидела кошка, вылизывая раздувшееся брюхо - успела в марте, однако. А за сараем в грязной луже, привязанный короткой к цепью к колышку, лежал он. Его открытые глаза смотрели на меня в упор. И это я не смогу забыть уже никогда..."

  Есть ли в этом мире что-то страшнее предательства? Мы все помним о тридцати сребрениках, но часто забываем о том, что Иуда, осознав, что он сотворил, вернулся к первосвященникам, бросил на пол полученные от них деньги, а потом пошел и повесился.

  А о второй причине я все-таки говорить не буду.