Рубцуй меня-собаку.
На боль лишь наслужил.
Гони во дню и мраке
до крови, рваных жил.
Щади иных, хороших,
кто бодр и не слеп,
кто чует и в пороше
и вора, волка след.
Дожди пускай стегают
по сеченым бокам.
Таких, как я, свергают
щенки, грызя врага.
Я уступлю дорогу
толкающим уж в хвост.
Уйду с двора, порога
под приозёрный мост.
И там, слезясь глазами,
припомнив дни охот,
пред первыми снегами
отправлюсь в небосвод.
Где будут хлеб и кости,
и будет жизнь легка,
где будут снова гости
мне глаживать бока...
Где будет тишь и воля,
где буду молод вновь,
где нет осенней хвори,
кнута, ругавших слов.
Потом... А нынче морось
и сеть пчелиных сот.
Пока со смертью порознь.
И жмётся к сердцу кот...
Который тоже грустен
о чём-то о своём...
Нам будет не так пусто
встречать беду вдвоём...