Александру Буряченко
День отходил так нехотя и шатко.
По августовской пыльной духоте
понуро
неказистая лошадка
волочит еле собственную тень.
Поругивала бабушка нестрого
конягу.
И скулило колесо.
И сельская неровная дорога
укачивала и клонила в сон.
На бабушку я злился через силу,
понять тогда мне было не дано:
зачем дорогу уступаем ЗИЛам,
которые с полей везли зерно?
Не ведал ни сомнений, ни дерзаний -
на будущее это всё.
Притом
трагедией казалось состоянье
меж бодрствованьем и между сном.
А между тем, не позволял забыться
разлив цикад вширь, вверх,
во все концы...
И, как спасенье,
в мареве душицы
на всхолмье выплывали Городцы.
Итак, страдая жаждою покоя,
вскричал, впервые выйдя из себя:
- Ну, бабушка! Ну, что ж это такое?!
...И вмиг примолкло детство золотое.
И приступила к действию судьба...
1983