Дети сотен кровей

Заринэ Джандосова
Дети сотен кровей

(Иордан и Элинка)

I

Они шли.
Такие высоки, тонкие.
И с удивленным разлетом бровей.
ДЕТИ СОТЕН КРОВЕЙ.
Их было – двое.
Мальчик и девочка?
Парень и девушка?
Муж и жена?
Просто Он и просто Она.

(А все поднималось и падало, билось,
снова взлетало и снова – вдрызг!
Но, слава Богу, все больше Солнца
И больше, больше веселых брызг!)

Их было двое.

II
А сверху – небо.
А снизу – камни,
Вокруг облепиха рыжая, дикая.
И часики тикают.
И наша речка.
И солнцем платье.
И белые волосы – кудрями, струями,
Дуй на них, дуй на них!
Ветер. И нету,
Тихо так, тихо.
И облепиха.
Светлое лето…

Какая смешная Она!

Хохочет, как речка,
И машет руками.
Залезла на камень
Высоконькой свечкой.
Какая Она!

- Ола, мальчишка! Я падаю!

Врет ведь.
Прыгает милая – оп-па, оп-па! -
«Ой, щас умру, ой, от смеха лопну!»
Такая Она!


- Я, Иордан, умираю от счастья.
- И я, и я, и я.
- Я, Иордан… Измазюкала платье.
- Ай-ай-ай, дева моя!
- Я, Иордан, побежала купаться!
- Там по колено, стой!
- Нет, Иордан, не желаю остаться,
- Песенку спой, ну спой!

Бежит, как ребенок,
И с солнцем болтает,
Не надо таиться.
Ах, птица!
Спеть тебе песню?
Летаю, летаю!
Вот бы разбиться!
Ах, птица.

- Ну, погоди! Догоню – пожалеешь!
- Ой-ой-ой! Где тебе, мальчик-елочка…
- Слушай, Элинка…
- Не можешь? Стареешь? Йорочка-елочка, елочка!

Вдруг – остановка.
И сразу – руки:
Смуглые, добрые, накрепко, силою.
- Милая, что же ты?
  Что же ты, милая?
- Ловко я бегаю?
Бегаешь ловко…

Тихо. Тихо. Тихая речка,
тихие люди, уставшие будто.
Девочка в речку кидает колечко.
Девочке парень дает незабудку.
Тихие горы, тихие рощи,
тихие слезы со льдом – родники,
Только б без ссоры,
только б подольше,
только бы шли вдоль реки.

Там – ледники!

- Сегодня престранное небо, Элинка, –
  как будто бы давит, но манит и манит…

- Правда, нас небо сегодня дурманит.
  Бедные люди! Под небом – пылинки,

- Там, впереди, посмотри! – водопады!
  Там, высоко! Не боишься случайно?

- Нет, Иордан. Ты, я знаю, отчаян.
  Только пожалуйста, милый, не падай!

Елки навстречу –
мохнато и гордо.
Наши великие, мудрые елки,
Волки навстречу –
их сизые морды.
Наши хорошие, добрые волки)))

Что за сказки?
Без опаски!
Ни волков, ни медведей.
Только змеи-скалолазки
да две тени двух людей.

Мимо елок, мимо сказок,
мимо мнимых –
милых, страшных, –
к водопадам,
к водопадам
терпеливо
и отважно!

- Знаешь, свет мой Иордан,
Мы устроим там пирушку!
Нам на что-то хлеб ведь дан?
Нам на что-то ж дали… кружку?

- Погуляем, красота!
- О, напиток водопадный!
- Ты – святая простота…
-Мы плясать там будем, ладно?

Но еще, но еще надо лезть и ползти,
А еще, а еще – половина пути.
- Дай руку. – Не надо! – Дай руку! – Сама!
- Ребенок! – Папаша! – Дай руку! – Не дам!
- Дорога опасна! – Дорога пряма!
- Сорвешься, сорвешься… – А сам-то, а сам!

Погодите!
Вы кричите!
А уже со всех сторон –
Перекатной чудной нитью –
 Водопадный перезвон!


II

Ветер ночью нагоняет
Утомляющий и страстный,
Молчаливый и опасный,
Удивляющий, ужасный,
Потрясающе прекрасный
Позабытый холодок.
И мигают тихо звезды,
Улыбаются лукаво,
И горелым дышат травы,
И уже горит кроваво
В ярком блеске яркой славы
гордый, радостный Восток!

III
(Юхан)
 
Почему ты остался там, Юхан,
Где царапают сумрачно ветки,
Где проклятые совы, заухав,
В дрожь вгоняют, где мы точно в клетке?
Почему ты не бросился в пропасть
Со скалы в нашем синем ущелье,
Как решительный гордый отшельник,
Прочь отбросив сомненья и робость?
Почему ты завыл, полоумный, –
Тебе крылья обрезали, крылья?
Ты завыл от бессилья, безумный.
Ты бежал  и завыл от бессилья.
Оставайся в лесу, если хочешь,
И бросайся с горы. Я стою.
Что ты просишь, пропащий, что просишь?
Я тебя никогда не убью.
Ты потерян теперь. В этом мире
Нет нам места. Продажен он сам.
Мы – мишени его. Мы – как в тире.
Но ему я тебя не отдам.
В этом мире есть деньги и пошлость,
Есть насилье, бездарность и лесть,
Есть машин ядовитая подлость,
И такие, как ты, в мире есть.
Что же будет, подумай-ка, Юхан,
Если каждый, прозрев, как и ты,
Будет чувствовать сам себя мухой
Под напором холодной судьбы?
Если каждый, уверившись в дряни,
Разуверившись в людях навек,
Будет прятаться в грех наркоманий,
Забывая, что он – Человек?
Если каждый на улице длинной
Будет видеть лишь камень и дым,
И машины, машины, машины,
Что давяще толпятся пред ним,
И людей, их бездумные лица,
И ужасные тени ночей…
Он завоет, бескрылая птица!
Он завоет. Ты, Юхан, не смей!
И суровостью гордого духа
В этой буре молчанья держись,
Ты все понял, отшельник мой Юхан?
Ну, дерись.               

Июнь 1979