Нет ни входа, ни вдоха - тугое, липкое, чёрное.
Я встревала в ночь и почище - буквально любая четная.
Вот изнанка моя - пугающая, как плаха, как нестираная рубаха,
я на ней - извилистая, порывистая, никчемная, о которую трутся кошками полкилотонны страха.
Рос как все он: был раньше маленьким да умильненьким, дёргал за руку робко, о чем-то спросить желая. Вглубь пророс, паразит, и шаркает там напильником - половина сердца гнилая и нежилая.
Молодец он, мой ангел - обходит дозором вовремя, влажной солью обводит прикрытых век запятые, пальцы ловит руками, от страха порою мокрыми - новичок, что возьмёшь, будь хоть внук Авиценны, хоть брат Батыя.
Я тону. И не докричаться мне до другого берега - мимикрируй под цвет ковра, медитируй на свет трамвая. Я держусь лишь любимого - лЮбого, грубого, как истерика, и ищу во сне его, и стискиваю, как живая,
бесконечно желая.
Даждь нам, Господи, нот,
барабан, и щенков алабая,
хлеб насущный в обед,
или нет -
расскажи мне, открой закрома, и давай без обид: почему мы сходим с ума, не сходя с орбит, почему сбоит - и в финале всегда непременно сбит лайнер?
Ныне, присно висит в онлайне.
Месяцами.
Над сердцами восходит луна (ей не лень, ведь она навсегда одна), и мне можно убиться о всякий удобный камень.
Или можно быть Моцартом - говорят, выбирать тебе: там кому по плечу, а кому слюна по губе, кровь без запаха, точно цинии, и биение без мерцаний.
Месяцами.
Боже, в стаде бывают непроходимо тупые овцы - их обычно съедают, ну, или как придется. Я не знаю, куда идти, но меня уже ожидают под навесами старых кафешек, на обороте фишек, на попсовых альбомах прошедших времён - и выше?
Неприступную и преступную осади хоть Ты меня,
потому что я о себе слишком много думаю,
от подъязычья до нёба - два слога имени,
от подземелья до неба - тоска угрюмая.
Месяцами.
Или нет
ни входа, ни вдоха.
Спасибо.
Плохо.
21.09.2018