I.
ПОДГОТОВКА
Жил один товарищ интровертный,
Назовем его Кощей Бессмертный.
На житейской взлетной полосе
Был он не совсем таков, как все.
Наша бытовая круговерть
Для него была как мамка-смерть,
А пожалуй что и хуже смерти,
Мукой адской, вы уж мне поверьте.
С малолетства был он не таков,
Духовитый – как бы без оков.
Видно всем – ребенок не от мира,
Словно отсекла его секира.
Право, чудны знания дорожки –
Схватывал учение у кошки
В духе бесконечности терпенья,
Как и силы сосредоточенья.
В научении неутомим,
Белку сделал мастером своим.
В самом деле, ты поди сумей
Сгинуть, раствориться меж ветвей,
Статуеобразно замирая,
Словно щит, бездвижность избирая.
У травы учился он смиренью,
А у тени – чуткому движенью,
У стрижей – отточенности жеста,
Мягкости и лепкости – у теста.
II.
ПРОСВЕТЛЕНИЕ
Ощутил он то, что неизменно,
Неизбывно, вечно, всеблаженно.
Захотел уйти он в эту местность,
Навсегда стряхнуть с себя телесность.
Чтобы тело обручем не жало
И сознание не искушало
Тем, что только телу и присуще,
Тем, что жжёт нас пуще, пуще, пуще,
Воспаляет чувственным огнем,
Так что мы – не мы, а мы – при нём.
Так что здесь – ни сердцу ни уму,
Здесь всё опостылело ему.
Всё, что в мире нас с тобой ласкает,
Одного его не привлекает.
Всё, что в этом мире любо нам,
Для него не весит даже грамм.
Всё, что мы лелеем, бережём,
Для него – чужой, ненужный дом.
Он хотел сюда захлопнуть дверцу.
Жизнь земная – ни уму ни сердцу,
Царство самодвижущих теней.
Ни красы, ни обаянья в ней.
Ум наш – просто флюгер на ветру,
Что мотает ветер поутру,
Ветер наших самостных алканий,
Ветер наших самооправданий,
Ветер мозговитости и сметки,
Что вполне подобны ловчей сетке,
Чья ловитва – этот тленный прах.
Впрочем, мы давно уже в силках,
Будь то философии игра
Или для собаки конура.
III.
ВАРИАНТ ИНОГО ВОПЛОЩЕНЬЯ
Будь Кощей рожден в тибетской вере,
Он бы просидел весь век в пещере,
Не поддавшись внешней суете,
Молча глядя в стену в темноте,
И играя в вышнее лото,
Видеть на сетчатке бог весть что
Или – если есть на то программа –
Визуализацию мантрама.
IV.
ВОЗВРАЩЕНИЕ К ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ
Но родился он в краю дремучем,
Уж такой, видать, случился случай.
Если здесь когда-то что-то знали,
Так давным-давно порастеряли
И Кощея ставили изводом
Где-то меж блаженным и уродом.
V.
ПОЧЕМУ ЕГО ЗВАЛИ «КОЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ»
Кости – долгопрочный матерьял.
Костью труп от тления бежал.
Так что кости – антитеза телу,
И Кощея звали так по делу,
Знали о его чудной мечте,
Хоть и удивлялись в простоте.
Да, еще диковина: пострел
Наш с годами вроде не старел.
Что-то тут загадочное было…
Знать, его блаженство молодило.
Жил он в отдаленье от сиест,
И никто не видел, как он ест,
Чем питает то, чем тело дышит,
На какую снизку дух свой нижет.
К старости и пище неалертный,
Заслужил прозвание «бессмертный».
VI.
КАРМА
Позвала туда его звезда,
Где не будет тела никогда.
Ясно – не дойти туда ногами.
Но дорожка замкнута замками.
Оказалось, в дальних воплощеньях
Он виновен в давних прегрешеньях,
Что и пресекают все пути.
Карма не даёт ему уйти.
Кармою он расколол яйцо,
Изъязвил прекрасное лицо,
Что имел когда-то я и ты –
Кокон непорочной чистоты.
Вот и место кармы созреванья –
Острие иглы его сознанья.
Будь то утка, заяц, ланка, вол –
Многих он безжалостно колол,
Просто ради новых ощущений.
И взамен – цепочкой воплощений
Должен отплатить, и крупным налом:
Каждое – с мучительным финалом,
Самому переживая муки,
Что другим твои дарили руки.
Только так грядет восстановленье.
Только так придет освобожденье.
Для забавы, силушкой играя,
Уложил громадного бугая –
Мишку косолапого в малине.
Карма убиения отныне
Сквозь столетья жизней до сих пор
Над Кощеем виснет как топор.
Опоясан он как богатей
Ожерельем из пяти смертей.
Каждая как рок в его судьбе,
Все взаимовложены в себе –
Вот откуда образ возникает,
Что одно в другом себя вмещает.
Вол в медведе, а внутри вола
Ланка, что собою облекла
Зайца, заключающего утку,
В ней – яйцо, что мы как прибаутку
Не имеем права воспринять:
Как иголку, не разбив, достать,
Обойдясь без смеха и без плача?
Это вот задача так задача!
Как иглу из скорлупы добыть
И стальную стать ее сломить,
Чтобы осознанья остриё
Навсегда извергло колотьё?
Кто ж ему поможет пережить
То, чему беспрекословно – быть!?
Кто, скажи, его помощник верный?
Кто пред ним поскачет легкой серной?
Кто глядит ему глаза в глаза?
— Мать-Природа, Девица-Краса.
Всюдулико женское начало,
А мужское… малость подкачало,
Станцевало дьявольский канкан,
Угодив в кармический капкан.
И теперь – пожалуйста изволь.
И теперь – расплата, боль за боль.
Таковы основы жизни тленной.
Таковы законы во вселенной.
Мы, увы, доныне не в Эдеме.
Сказки ныне по базарной схеме
Складывают, а не по старинке.
И герои наши – как на рынке:
Царь Кощей – злодей, над златом чахнет,
А в округе русским духом пахнет.
Умыкает деву во дворец,
Чтобы поскорее под венец.
Тут и серый волк зачем-то рыщет,
Отчего он счастия не ищет?
Громоздит нелепости сказитель,
Он – уже забавник, не учитель.
Бает и про это, и про то,
Вот и сказка – так, незнамо что,
Пена, что загрязла в водной буче:
Переврать и закрутить покруче.
*
Словом, мы базар не поддержали.
Ну так что же быть должно в финале?
Уберём кармический кинжал?
Может, вы достроите финал?
*
ПЕРВЫЙ ФИНАЛ
Что пестро – пусть остается пёстрым,
Что востро – пусть остаётся острым.
Пусть уподобленье крайне зримо,
Но сознанье неуничтожимо.
Именно оно – Отец и Мать.
Потому нельзя его сломать.
Так что пусть яйцо пребудет целым,
Бескармично-непорочным, белым.
Ну и в нем останется игла,
Та, что всю исторью завела.
Так и кокон будет не пустой,
Ладя с духозренья остротой.
*
ВТОРОЙ ФИНАЛ
Словом, наш Кощей в своем углу
Много раз переломил иглу,
Не буквально (это непрактично),
А конечно же, метафорично.
Он тем самым вынул кармы жало.
То исчезло, что уйти мешало.
Вот и получилось искупленье.
То, что смерть для нас, ему – спасенье.
И ушел он в неземной предел,
И достиг того, чего хотел.
***