Ода
«Чуть кто-то где-то что-то…».
На площади у стен Кремля в столице
Был новый установлен мавзолей.
Вождю оставив право поклониться,
Страной стал править Сталин–Бармалей.
В политике он допускал уклоны.
Советские он попирал законы.
И чтобы скрыть провал своих шагов,
Он требовал выискивать врагов.
И люди в ожиданье кар дрожали.
Чуть кто-то где-то что-то рассказал,
Намёком глупость власти показал,
Их увозили и в тюрьму сажали.
А многим, кто власть посильней задел,
И ссылка полагалась, и расстрел.
«Всю правду чтоб узнать не удалось…».
Не смыслил он в хозяйственных вопросах.
В законах экономики – профан.
При перегибах и при перекосах
Он шёл на хитрость, подлость и обман.
С усилием страна преображалась.
Промышленность на сдельщине держалась.
А созданный с трудом колхозный строй
Был для крестьян и чуждый и сырой.
Страной, народом управляла банда.
Но чтобы людям весело жилось,
Всю правду чтоб узнать не удалось,
Партийная велася пропаганда.
И если где был маленький успех,
Он становился гласностью для всех.
«Закладывалась преданность в умах…».
Ругать и хаять власти запрещалось.
Закладывалась преданность в умах.
Жизнь за границей плохо освещалась,
Всё больше в мрачных и сухих тонах.
Мы в собственном соку всегда варились.
Мы славили друг друга и хвалились.
Приноровясь впустую воду лить,
Мы также продолжали бедно жить.
Но вот настали годы испытанья.
Врасплох застала наш народ война.
Немало сил взяла у нас она,
А принесла лишь горе и страданья.
Но нас не смяла тяжесть этих лет,
И мы добились славы и побед.
«В войну и после…».
А Сталин-Бармалей не изменился.
Уроков он не вынес никаких.
Он пакостить, как прежде, не ленился.
Вину свою валил он на других.
В войну и после, в старческие годы,
Мстил русским пленным, выселял народы,
Всех тайно презирал и не любил,
Всё умное и честное губил.
А под конец, стараясь быть хитрее,
Придумал он, как антисемитизм
Перекроить под космополитизм,
Чтоб выселить в небытие евреев.
Но Берия готовил встречный план,
И умер своевременно тиран.
«И Дунаевский верил…».
Жизнь выглядела красочно, как фрески,
Для тех, кто правду знал, но верил в ложь.
И даже композитор Дунаевский
Был чем-то на людей таких похож.
Он думал, что рождается строй новый,
К тяжёлым испытаньям не готовый.
И надо только очень захотеть,
Чтоб всё своим трудом преодолеть.
Страна была окружена врагами.
Но всё всегда преподносилось так,
Что враг не дремлет, что повсюду враг,
Что враг следит за нашими шагами.
И Дунаевский верил в эту чушь,
Когда кого-то высылали в глушь.
«Как можно песней управлять страною…».
И равенство, и братство, и свобода –
Красивые, великие слова!
Но блефом у советского народа
Всегда была набита голова.
Слова все эти жизнь опровергала.
Всё видимое откровенно лгало.
Казалось бы нас поглотит маразм.
Но сквозь невзгоды бил энтузиазм.
Он шёл по людям тёплою волною.
И Дунаевский был не лицемер,
Когда впервые показал пример,
Как можно песней управлять страною!
И лучшие из них из года в год
Пел горячо и искренне народ.
«И тот, кто с песней по жизни…».
1934.
Теперь давно и каждый понимает,
Что есть у песен радостный полёт.
И кто по жизни с песнею шагает,
Тот никогда нигде не пропадёт.
Нам этот марш до чёртиков знакомый.
Он стал как друг нам, или как знакомый.
Его с друзьями мы всегда поём,
Когда в поход куда-нибудь идём.
Его поёт и юноша и дева.
Его в кино Утёсов распевал.
Он в те года нам души согревал
Завидной жизнерадостью припева.
И этот марш, как чистая река,
Останется на годы и века.
«Как хорошо на свете жить!..».
1934.
А вот с экрана видим-слышим снова
Такое, что не можем позабыть.
Поёт кинозвезда Любовь Орлова
О том, как хорошо на свете жить!
О том, что сердцу нет в любви покоя,
Что хорошо, когда оно такое,
И что уносит наш покой и сон,
Когда встревожен кто-то и влюблён.
Тут нет ни замечаний, ни вопросов.
Но в песне этой чудной иногда
Орлова зажигалась вся, когда
С ней пел дуэтом Леонид Утёсов.
Мелодии задумчивый расцвет
Пусть льётся в вечность, словно лунный свет.
«Вся я горю…».
1934.
Но вот опять поёт Любовь Орлова.
Она, как исполнитель – молодец.
Поёт о сердце. Только, скажем к слову,
Готова десять заиметь сердец!
Ведь чтоб ей в жизни счастия добиться,
Одно лишь сердце бьётся в ней, как птица.
А чтоб с любимым жизнь была светла,
Ему б она все десять отдала!
Не песня, скажем прямо, а поэма.
Мелодия уносит в облака.
О, как объёмна и как глубока
Любви непрекращаемая тема!..
Быть может, Дунаевский только знал,
Где у любви есть старт, а где – финал?
«Каховка, Каховка…».
1935.
А эту песню знаем мы с пелёнок,
Про бурную гражданскую войну.
Её поёт и взрослый и ребёнок,
Фальцетом разрывая тишину.
Поёт и про Орёл и про Каховку,
Про пулемёт, про пули и винтовку,
Про то, как много нам пришлось пройти,
И кто стоит на запасном пути…
Хоть песня эта кажется простою,
Но в ней пропели мы свою судьбу,
Предвосхитив жестокую борьбу
С проклятою фашистскою ордою.
И до сих пор мы чувствуем на слух
Её горячий и могучий дух!
«Сон приходит на порог…».
1936.
Чтоб нам жилось легко и интересней,
Старался Дунаевский сколько мог.
Он восхитил нас колыбельной песней,
Такой как «Сон приходит на порог».
В ней все и всё на свете отдыхает:
Луна зевает, ветер затихает,
Уснуло солнце, даже небо спит,
И лишь звезда с звездою говорит.
Мелодия приятно слух ласкает,
Течёт могучей мягкою волной,
И в будущее Родины родной
Словами песни тихо увлекает.
Как были мы наивны и глупы!
Не знали, что у розы есть шипы.
«Широка страна моя родная…».
1936.
Как широка страна моя родная,
Как много в ней лесов, полей и рек.
И я другой такой страны не знаю,
Где так свободно дышит человек!
Где человек проходит, как хозяин
От стен Москвы до самых до окраин,
От южных гор до северных морей
Всей необъятной Родины своей.
Не можем мы придраться к песне строго.
Мы верили, что вольно жизнь течёт,
Что старикам – везде у нас почёт,
А молодым – везде у нас дорога.
Пусть эта песня с Родиной живёт,
И пусть гордится ею наш народ!
«Ох ты, сердце…».
1936.
И снова сердце. Нету с ним покоя.
Приди, любимый, ласкою согрей
Свою голубку. Где-то за рекою
Ей пел недаром трели соловей.
Ты разгони её печаль-заботу.
Ну а потом на зорьке – за работу,
И собирай быстрей и веселей
Богатый хлеб с неубранных полей.
Вновь песня про любовь, но с лёгкой грустью.
Её нередко девушки поют,
Когда хотят устроить свой уют
И в светлых городах, и в захолуcтье.
О, как печален, нежен и правдив
Её простой лирический мотив!
«В ритме вальса…».
1936.
А этот «Лунный вальс»!.. – с ним закружился
Невольно весь огромный небосвод.
Вальс стал любим. С ним сразу подружился
Звёзд ярких бесконечный хоровод.
Мелодия все чувства оголила.
Всё в ритме вальса медленно поплыло,
Поплыло вместе с солнцем и луной.
А с ними закружился шар земной.
Когда бывает грустно и не спится,
И сам не знаешь, как себе помочь,
То хочется всегда в такую ночь
Бездумно в лунном вальсе покружиться.
Под дивный голос сладкозвучных дев
Ни в чём не повторим его напев.
«На рыбалке у реки…».
1936.
Казалось бы мелодия простая,
Но как задорна и как хороша!
Словами постепенно обрастая,
Поёт её не голос, а душа.
О том, как на откосе плещет рыба,
Как будто серебра большая глыба.
Что нужно больше дела – меньше слов,
Поскольку нынче выпал нам улов.
Нас, честно говоря, не удивляет,
Что где-то на рыбалке у реки
Тянули свои сети рыбаки.
Но песня и бодрит и умиляет.
И думается нам, что, может быть
Пока есть рыба, будет долго жить.
«Ну-ка, солнце…».
1937.
А эта «ну-ка, солнце, ярче брызни,
Лучами золотыми обжигай!» –
С такою песней радостной по жизни
Хоть рогом упирайся, а шагай!
Она нас окрыляла и бодрила.
Она нам годы счастья подарила.
Для тех, кто молод телом и душой,
Она рождала оптимизм большой.
Но песня, как ни жаль, ушла из моды.
Теперь довольно редко детвора
Поёт: «Физкульт-ура-ура-ура!»,
Как пели мы в их молодые годы.
Но Родину не сбросишь в никуда.
Осталась с нею песня навсегда!
«Широка, глубока, сильна…».
1937.
Мы знаем, как умело и недолго
Все песни Дунаевский сочинял.
Он ноты к песне и про нашу Волгу
Удачливо ловил и подчинял.
И песня эта сразу зазвенела,
И потекла привольно и запела
О том, как мы очнулись ото сна,
И над страною расцвела весна.
Наивно, но вполне патриотично.
А песня так красива, так мила,
Как дева, так румяна и бела,
Что мазать грязью просто неприлично.
Ведь Волга в самом деле широка,
Сильна, как богатырь, и глубока!
«Дорогой широкой…».
1937.
А эта – сплошь одно очарованье,
Могучих волн прилив или отлив!
В ней обращает на себя вниманье
Богатый и изменчивый мотив.
Как хорошо нам плыть вдвоём с тобою
Широкою рекою голубою.
Друг с друга в лодке мы не сводим глаз.
И не найти нигде счастливей нас.
Опять любовь. А песня – просто чудо!
И вместе с тем так близко к естеству.
У Дунаевского такому мастерству
И поучиться было бы не худо,
И в нотах разбираться, наконец.
Нет, Дунаевский просто молодец!
«Жил отважный капитан…».
1937.
Нет в творчестве предела у таланта.
Был Дунаевский в музыке титан.
В картине «Дети капитана Гранта»
Поётся: «Жил отважный капитан…».
Вначале не поверилось, хоть тресни,
Что скрыт глубокий юмор в этой песне,
Что капитан пятнадцать раз тонул,
И даже погибал среди акул.
Но сложена мелодия так гибко,
Её весёлый голос так хорош,
Что эта незатейливая ложь
Нам нравится, как милая улыбка.
И всё-таки поётся здесь не зря,
Что смелым покоряются моря!
«А ну-ка песню нам пропой…».
1937.
А в этой песне столько красок, света,
Такой в ней звонкий, радостный порыв,
Что нам всегда казалось, будто это
Не песня, а метафор мощный взрыв!
Кто весел – тот играет и смеётся,
Захочет кто что-либо – тот добьётся,
Кто может петь – тот песню запоёт,
Кто ищет что-то – тот всегда найдёт!
А льётся эта песня так свободно,
Как в море синем нежная волна;
И музыкой весёлой так полна,
Что для любой компании пригодна.
Нет, песня эта будет вечно жить!
Услышав раз, её нельзя забыть.
«Ой вы, кони, вы кони стальные…».
1937.
Шли годы торжества социализма.
Шёл год ужасный, год тридцать седьмой.
В ком не привился дух патриотизма,
Тот близко познакомился с тюрьмой.
Ой, кони, кони, сильные, стальные.
Гудите, кони, веселей, родные.
Вы, боевые кони-трактора,
Всем нам в поход отправиться пора!
Всё «соберём, посеем мы, и вспашем».
Спокойна поступь наша и тверда.
«Врагу мы не позволим никогда
Гулять так по республикам по нашим».
В мелодии – прекрасных звуков смесь!
В словах же – глупость явная и спесь.
«А ну-ка, девушки…».
1937.
Не дать мужчинам умереть со скуки
Стараются все женщины у нас.
Им так нужны заботливые руки,
И ваш хозяйский, тёплый женский глаз.
Смотрите, как красивы и упруги
Идут, идут весёлые подруги.
О них поёт, их славит вся страна!
Среди героев есть их имена.
И песня эта тоже им в подарок.
Чтоб новым государством управлять,
В Советы надо было направлять
Толковых и доярок и кухарок.
Таков был мудрый Ленина завет.
Но не осуществлён его совет.
«Ой ты, радость молодая…».
1938.
Так он и пишет, рук не покладая,
О Волге, о стране и о любви.
А эта «ой ты, радость молодая…»
Нас обжигает, как огонь в крови.
О радость, точно море, глубока ты!
О радость, точно небо, высока ты!
Когда поют все песню эту вслух,
Она всегда захватывает дух!
Как много силы в этой песне скрыто!
Мелодия большой заряд хранит.
Она для молодёжи, как магнит.
Для всех всегда доступна и открыта.
Нет, песню эту, где есть молодёжь,
Уж точно не задушишь, не убьёшь!
«Нам нет преград…».
1939.
В воде плыть трудно, не имея ластов.
Ещё трудней без песен новых жить.
Как только грянул «Марш энтузиастов»,
Его смогли мы тотчас полюбить.
Короткий ритм, широкий взлёт припева.
И справа звуки катятся, и слева.
Нам не страшны ни льды, ни облака.
Через миры идём, через века.
Учились мы без двоек и без троек,
Как надо новой жизнью управлять,
Как Родину любить и охранять,
И укреплять в великих буднях строек.
С тех пор замучил нас душевный спазм.
Но жив ещё былой энтузиазм!
«Звать любовь не надо…».
1940.
А вот кино «Моя любовь». И снова,
Хоть Пушкина в свидетели зови,
Поёт с экрана Лидия Смирнова
Всё ту же песню – «Песню о любви»!
И в жизни, рыцарь светлого искусства,
Ей Дунаевский намекал на чувства,
Она ему передала в ответ
Беспечное, уклончивое «нет».
Взаимности у них не получилось.
Что тут поделать – значит не дано!
Но в жизни их, как, впрочем, и в кино,
Трагедии, мы знаем, не случилось.
Хоть Дунаевский для своих подруг
Всегда был самый настоящий друг!
«Золотая моя Москва…».
1941.
Суровою была в то время осень.
Война нас расшатала до основ.
Мы помним, как сражались двадцать восемь
Непокорённой Родины сынов.
Не смог фашист желанного добиться,
Не поддалась ему Москва-столица.
Нахальному врагу в короткий срок
Жестокий был преподнесён урок.
И Дунаевский ждать нас не заставил.
Пока кипели страсти под Москвой
И не затих ещё последний бой,
Москву-столицу песнею прославил,
Где повторяем мы теперь слова:
«Моя столица» и «моя Москва».
«Ехал я из Берлина…».
1945.
В коллекциях, в домах искусствоведа
Есть много славных песен о войне.
Но песни, где прославлена Победа,
Нам дороги и радостны вдвойне!
Легко нам представляется картина
О том, как кто-то ехал из Берлина,
О том, какие дали мы прошли,
Что лучше нашей нет нигде земли,
И что у нас здесь даже солнце краше.
Везде, где слава русская прошла,
Мужская кавалерия нашла,
Что лучше нет и девушек, чем наши!
За то, что к нам пришёл победный май,
Ты крепче нас, подруга, обнимай.
«И всё вокруг моё…».
1947.
Страна у нас великая, большая.
Кругом равнины, горы и леса.
И всюду, мощь свою провозглашая,
Мы слышим паровозов голоса.
Бегут, по рельсам встык стучат колёса.
Я вижу непрерывный сбег откоса.
Мелькают и деревья и кусты,
Платформы и железные мосты.
Теперь всё в мире стало быстроходно.
А я смотрю без устали в окно
На светлое стальное полотно,
И льётся песня трепетно, свободно:
О том, что здесь привольное житьё,
Земля – моя, и всё вокруг – моё!
«Чёртову дюжину детишек…».
1947.
Был Дунаевский дока в оперетте.
Он стал отцом советских оперетт.
К примеру, оперетта «Вольный ветер»
На сценах пребывает много лет.
Чуть больше в ней и шума и гротеска.
Но сколько темперамента и блеска!
А музыка так сильно нас бодрит,
Как будто в ней всегда огонь горит!
Так например, когда поёт Пипита,
Что дьяволы не любят унывать,
Что дьяволам на всё и вся плевать, –
Такое разве может быть забыто?..
Нет, видно Дунаевскому помог
Подыскивать мелодию сам Бог!
«Есть у нас один моряк…».
1947.
А вот ещё всё тот же «Вольный ветер».
Скороговоркой восхищались мы.
Что может быть чудеснее на свете
Куплетов и Филиппа и Фомы!
И дили-дили-дили-дили-дили,
И мы ли Филиппинами не плыли,
И дили-дили-дили-дили-бон,
И этот укороченный – «В Бостон!».
Язык сломать в мотиве этом можно.
Тут, правда, есть и простенький мотив,
Скорей похожий на речитатив,
В котором сразу разобраться сложно.
Весёлый музыкальный виртуоз –
Нас Дунаевский ублажал до слёз.
«Летят скворцы во все концы…».
1947.
Когда-то кинофильм шёл интересный
Под ласковым названием «Весна».
Он песней, ставшей сразу всем известной,
Покоя нас лишил и даже сна.
Идёт весна – и разом сердце тает.
И даже пень берёзкой стать желает.
На родину крылатые скворцы
Вернулись и летят во все концы.
В природе обновлению всё радо.
С теплом всё оживает и поёт.
А людям каждый день весны даёт
Большой запас душевного заряда.
Но вместе с тем всяк песне этой рад:
Она сама несёт большой заряд!
«Товарищ, товарищ…».
1948.
А вот весенний марш патриотичный
Из кинофильма светлого – «Весна».
Красивый, элегантный, мелодичный,
Как стройная высокая сосна.
В нём солнце в небе ясное восходит,
На радужные мысли нас наводит.
Блестит в траве прозрачная роса.
Цветут мои поля, мои леса.
Во имя жизни, счастья и свободы
С тобой, Отчизна, славный твой народ
К заветной цели медленно идёт
Сквозь грозы, неудачи и невзгоды.
Храни в труде, товарищ, и в бою
Отчизну незабвенную свою!
«Каким ты был…».
1949.
Каким ты был, таким ты и остался.
Мы помним все фильм с песнею такой.
Зачем ты снова, снова повстречался?
Зачем опять нарушил мой покой?
Мелодия чуть грустная, простая.
Летит она как птица, пролетая
Над реками, что в мире всех милей,
Над мирными просторами полей,
Средь конников в войну всегда гремели
Кубанские лихие казаки.
Тогда их ставки были высоки:
Отлично воевать они умели!
И всю войну она его ждала…
Пришла пора – и сердце отдала.
«Ой, цветёт калина…».
1949.
Бывает песня временною, модной.
Поют довольно редко, иногда.
Но эта стала истинно народной,
Востребованной всеми и всегда.
В ней грусть, любовь, веселье и раздолье.
Поют её на свадьбах и в застолье.
Сравнить её мы можем только лишь
С известной песней, где «шумел камыш…».
Но эта песня слаще, чем малина.
И хочется любить всех и жалеть,
И хочется безудержно запеть,
Когда затянут «ой, цветёт калина…».
Ну чья так просто может голова
Озвучивать в мелодию слова?!
«Давно, друзья весёлые…».
1950.
Мы все учились в школе понемногу.
Мы помним свой тот самый первый класс,
Когда открыла к знаниям дорогу
Учительница первая для нас.
Остались школьных дней воспоминанья,
Учителей забота и вниманье,
Друзей весёлый гомон, и подруг,
И дух свободомыслия вокруг!
Как будто было всё вчера, недавно:
Знакомые и милые края,
Учительница первая моя,
И школьный вальс, несущий звуки плавно.
Ах, школьный вальс! Каков его успех!
Он стал любим и памятен для всех.
«Летите, голуби, летите…».
1951.
Всё относительно, условно в этом мире.
Ведь мир не радует устойчивостью нас.
И мы стараемся всегда отдаться лире
В любой весёлый свой и даже грустный час.
Как сладостно предаться наслажденью
По совести, а не по убежденью,
Когда простым сердцам на много лет
В общении нигде преграды нет.
Летите, птицы-голуби, летите
Вперёд в лучах зари и в грозной мгле,
И всех к труду и миру на Земле
Зовите, птицы-голуби, зовите.
Поёт её мелодию душа,
Настолько эта песня хороша!
«Вечер вальса состоится…».
1954.
Воздушный, лёгкий, пышный и изящный
Вальс наполняет скромный клубный зал.
В нём свой талант богатый и удачный
Нам Дунаевский снова показал.
Написан «Вечер вальса» в лёгком стиле.
В тяжёлом мы б его не допустили.
Ты мчишься в лёгком танце чуть дыша,
Сама не зная, как ты хороша!
Тогда я, только небо потемнело
И в клубе вспыхнул ярких окон ряд,
Не знал, что самый лучший свой наряд
В тот вечер не напрасно ты надела.
Хоть вальс стал этот с длинной бородой,
Душой он будет вечно молодой.
«Когда умчат тебя составы…».
1955.
Ловил он в звуках новые напевы.
Для каждой песни голос ставил свой.
Был многогранен в музыке. Но где вы
Калейдоскоп увидите живой?..
В нём чувствовалась грамотность и меткость.
Среди людей такой талант на редкость.
А нам мотив из слов «не забывай»
Не сочинить, хоть щёки раздувай!
Мотив совсем простой: мол, после вьюги
Всегда опять в цветах приходит май,
Мол, ты своей любви не забывай,
Не забывай вдали своей подруги.
Мелодия протяжна и светла.
Мотив простой. Но сколько в нём тепла!
«Пою о тебе я, Одесса моя!..».
1955.
И вот ещё. В последней оперетте,
Что «Белою акацией» зовут,
Есть чудо песни. Ну а песни эти
Души большой частицу берегут.
Особенно одна придала весу –
Восторженная песня про Одессу,
Где в сердце всюду следует за мной
Одесса-город, милый и родной!
Не всё в нём было и светло и гладко.
Но Дунаевский, словно белый лист,
В своих твореньях, как ребёнок, чист.
Он не был возмутителем порядка.
Одессу с морем красочно воспел,
Но выставить публично не успел…
«И колёса стучат на бегу…».
1955.
И снова песня новая – «В дороге».
Ритмичная, под гулкий стук колёс.
Слова её просты, понятны, строги
И трогательны в музыке до слёз.
Давайте же по рюмочке пригубим,
Споём о том, как мы Отчизну любим,
И как стучат колёса на бегу,
И как я наглядеться не могу.
Стою, гляжу в вагонное окошко.
Бегут родные нивы и леса.
Вокруг такая дивная краса,
Что даже загрустилось мне немножко.
Места покинуть эти стало жаль.
А поезд вновь меня уносит в даль.
«Бегут, бегут пути-дороги…».
1955.
А вот он сочинил «Пути-дороги»
На длинные и сложные лады.
Блестит река, а в ней шумят пороги,
Поля мелькают, рощи и сады.
Ещё река бежит… В края иные
Несут, уносят нас пути стальные.
Без устали шумит, кипит поток.
Пропел гудок – и вот поток далёк.
Во всём нам Дунаевский интересен.
Но эта вещь особо нам мила,
Поскольку в этот раз она была
Жемчужиной его последних песен.
На этой грустной ноте мы тотчас
О песнях прекращаем свой рассказ.
«Он мог насочинять ещё немало…».
Богатою, насыщенной натурой
Был Дунаевский. Был – и перестал.
Одной лишь всем известной «Увертюрой»
Он в ряд великих музыкантов встал.
К началу циркового представленья
Он сделал музыкальное вступленье.
Для цирка – это форменный мундир.
Все страны обрели его, весь мир!
Он мог насочинять ещё немало.
Фантазии его природный дар
Неугасим был, как большой пожар.
Да только сердце биться перестало.
За то, что подарил нам столько он,
Ему мы низкий делаем поклон!..