Под небесной почти что затянутой раной
гладь речная копирует белую птицу.
Бесконечность конечного кажется странной –
и пространство свою переносит границу
за речной поворот, за ползущий посёлок,
за погост, мне казавшимся местным оплотом,
за фонарики, снятые с праздничных ёлок,
арендованных слепнущим Аэрофлотом.
Жадно чавкают вёсла под всхлипы уключин.
Мир огромный крадётся в короткое детство.
И отсутствие стрелок на раструбах брючин –
оттолкнуть его самое верное средство.
И куют вдалеке россыпь звёзд электрички.
Незнакомка несёт на руках человечка.
А в серебряных нимбах – кругах от плотвички –
Богородицу пишет под ивами речка…
И проводят сверчки черно-белую съёмку.
А крапива беззвучно следит век за веком,
как уносит вода за свою окаёмку
бесшабашных варягов к надуманным грекам.