Вот, коснувшись далёкого берега, сразу, без роздыха
он обратно плывёт, безразличный к холодным подвохам
винтового теченья. Толкаясь, молекулы воздуха
торопливо несутся навстречу размеренным вдохам.
Баттерфляй -- стиль немногих упорствующих в левитации.
"Он умрёт как Чапаев,"-- я думаю с нервной насмешкой.
Посетители пляжа -- рептилии в сонной прострации,
три картёжника, два шахматиста (с задумчивой пешкой
и двумя королями на голой доске) -- не спасители.
И меня, к сожаленью, в воде не окажется рядом:
мне нельзя разделить с ним среду, где его ускорители
генерируют молнии тысячевольтных разрядов.
Мы поссорились, кажется. Он так решил. В раздражении
прыгнул в пруд. Освежиться? Отмыться? Мне страшно и странно.
Вот он вышел на берег. Нашёл меня взглядом. Движение
непросохших ресниц покачнуло орбиту Урана.
Он подходит. Десятки сейсмографов чертят в смятении
вулканический взрыв, тектонический выброс камней
пополам с огнедышащей лавой, и в то же мгновение
города превращаются в сотни погибших Помпей.
Но страшнее всего эта бомба в груди, с убывающим,
лихорадочно быстрым отсчётом последних тик-так.
Вот он рядом. Движение губ, завладевших взрывающим
механизмом. Прощайте. Сейчас он заденет контакт.
Леденящий озноб. Кровь на солнце. Кристально холодное
помрачение разума. Смерть. Тут он шёпотом мне
говорит: "Отгадаешь наощупь?" -- и пишет щекотное
"я божественно счастлив с тобой" у меня на спине.