Камчатская тетрадь XXVI

Шестаков Юрий Николаевич
дневниковые записи и очерки об армии 1987-89 гг.

Многое с течением лет изменилось в моём восприятии вещей. Но всё намеренно оставляю без изменений...

предыдущие главы в сборнике "Камчатская тетрадь"



                X X V I

В одной из предыдущих глав я хотел вернуться к своим армейским товарищам. тогда, вероятно, я не писал об этом из-за того, что ещё не совсем понял каждого из них, мало общался. А теперь, с позиции нажитого опыта, после немалой притирки за почти годовую совместную службу уже можно кое-что обобщить, оценить, разложить по полочкам. И, конечно, же сначала о тех, кто оставил в моей душе глубокийц след, независимо от совместного срока службы.
Володька Фролкин - без сомнения самый близкицй мой армейский товарищ. Мы раньше тренировались с ним на одном стадионе, но знались мало. Так, поздороваемся, перекинемся парой обычных фраз, и разбежимся. А по случайному совпадению мы попали с ним  водну призывную команду. Он был единственным моим знакомым в группе из 20-ти человек, но, как ни странно, до Петропавловска мы почти не были вместе. Я сидел всё время с другими, у него была своя компания. Но в Елизово, а потом и на перевалке, после всех разделов остались я, Климов, Фролкин и трое казахов, с которыми из-за незнания языков, мы не общались. и с того дня до самого его отъезда на точку мы всегда были рядом. Небольшого росточка, с волнистыми русыми волосами, добродушный и весёлый, он был родом из Ульяновска. Потом каким-то макаром оказался в Джамбуле, учился в нашемфизкультурном техникуме. Он был лишён внешнего эффекта, никогда искуственно себя не выделял, но отличался надёжностью и силой духа. Крепкий, сбитый, Володька мог постоять за себя, дать отпор любому и постоять за товарища. Оказалось, как-то раньше не замечал из-за шапочного нашего знакомства, что он очень весел, его  юмор тонок и заразителен. А особое, не обычное для казахстанских русских наречие, и красное, наливающееся от смеха лицо, не оставляло равнодушным никого, и мы хототали до упаду. Мы частенько вспоминали свои занятия, тренеров. Порой это были невесёлые разговоры, ведь у нас обоих не всё сложилось в спорте, как хотелось. Пытались помочь друг другу осмыслить прошлое. Когда приходили из дома невесёлые вести, он поддерживал меня словами утешения, и я также разделял с ним его горести и проблемы. Ну а всем добрым известиям из Чимкента вместе радовались и удивлялись.
Ух, как мы были злы на "бандовских" недоносков. Хотелось скорее "вырасти", чтобы настучать им по головам, крепко так, по-нашенски! Вспоминаю один случай, и смех, и грех. Рыжий, неуклюжий водитель из РМО по фамилии Петченко сидел рядом с нашим столом. Вдруг он поворачивается к нам и, пытаясь изобразить на своём тупом лице благодушие и щедрость, даёт Фролкину ломоть чёрного хлеба с обильным слоем горчицы. Как назло, учебка уже почти поела, оставалось в тарелке у всех немного каши и компот. Что ж делать, и тут неунывающий Фролкин, краснея и покхыкивая заточил весь хлеб. И вроде злость мрачная на этого безмозглого идиота, но среди нас прокатился непонятно чем вызванный смешок. Вот же Камчатка хренова! Как клацнуть бы ему в челюсть, ан нет - не положено! Теперь, когда мы уже сами давно не щеглы, можно было бы и припомнить ему всё, но, странное дело, желания отомстить нет и в помине! Ты просто живёшь с осознанием собственной уверенности, что в любое время можешь хлобыснуть любого, кто попросит, а лезть на рожон самому вообще нет никакого стремления. Кстати, с этим Петченко и у меня вышел забавный эпизод в начале службы.
7 октября прохожили соревнования в честь Дня Конституции. После обычного раннего завтрака, вылизав казарму и приведя себя в порядок мы взяли свои ОЗК, и вышли на плац. Нас уже осталось человек 40, все радисты. Кого направили на точки, кто перешёл в РМО, нам же тогда ещё предстояло узнать, где пройдёт наша дальнейшая служба. На плацу уже тренировались рота матобеспечения (матом они могли любого обеспечить, это точно), и Узел Связи. Мы выстроились и по команде маленького, блестящего лысиной майора-химика, принялись за отработку норматива. Я, никогда ранее не одевавший общевойскового защитного комплекта, выглядел довольно мешковато, допустив массу неточностей и закончил самым последним. Нимало не смутившись этим попозировал перед нашим фотокапитаном Горловым. Ну а потом словно оказался в своей стихии, когда начались состязания в беге. Конечно, некоторые беговые качества я уже успел подрастерять, но испытал столько удовольствия от бега! Уверенно, свободно, насколько позволили кирзачи и форма, пробежал стометровку, показав приличные 13,6. Затем преодолел километр за 3,35 мин. Вышло, что оба результата оказались лучшими в полку. На спортплощадке уже вовсю шли соревнования по поднятию гири. Здоровяк Сенников из "банды" по словам очевидцев умудрился 102 раза поднять 1.5-пудовую гирю. Многие толкали по 10-20 раз, а Петченко, с виду кряжистый не смог выполнить ни одного подъёма. Вот тебе и "силища", а ты должен ещё подчиняться таким. Я поднял снаряд 22 раза, сбился с ритма и пришлось бросить гирю. После этого себе на удивление сделал 4 подъёма перевовотом - не так уж я и ослабел за неполные три месяца службы, есть ещё порох в пороховницах...
На торжественном построении новый начальник политотдела награждал отличившихся призами и грамотами. Поочерёдно вызывая победителей по видам, дошёл и до меня. "За победу в беге на 100 метров награждается рядовой Шестаков!" - я, словно в забытьи, печатая шаг вышел к центру. Майор, приветливо улыбнувшись в усы, пожал мне руку, вручая грамоту: "Поздравляю, молодец!" -чувствую, как к естественному чувству радости примешивается уже заглушённая слегка временем острая боль. Всё так похоже на награждение на соревнованиях, мне кажется, что сейчас скажут чуть иначе: "За победу награждается Шестаков Юрий, общество "Спартак", город Чимкент, тренер Новиков Алексей Михайлович". И очень жаль, что нет рядом Фролкина, только что уехавшего на Апуку. Мы бы с ним устроили чемпионат Казахстана на выезде! Неизвестно бы ещё, кто бы получил грамоту за победу в "километровке". И конечно же вместе бы разделили радость от успеха.
Только я встал в строй, как меня снова вызывают на награждение за победу на дистанции 1000 метров. Майор, снова вручая мне грамоту, пошутил: " Ты, наверное, уже начал на отпуск работать?" Шутки старослужащих оказались куда диаметрально иными. За углом казармы меня подозвал тот самый Петченко и  говорит излюбленную фразу нашего полка: "Побеждать любишь?" (в контексте разговора можно вставлять любой глагол и предъявлять молодому) После стандартного моего ответа, что нет, мол, не люблю, случайно вышло, он ухмыльнулся и весело перемигиваясь с товарищами из "банды" говорит: "Вечером принесёшь две такие же грамоты на моё имя!" Несуразность уже не напрягала, страха не было, потому как время наложило свой отпечаток на стиль и форму неуставных. Конечно, схлопотать ещё можно было от "помазов" и "фляг" по любой надуманной причине, но до реальной жестокости дело уже не доходило. Так что нужно было лишь умудряться выкручиваться, спускать на тормозах напряжённость подобных моментов и нас всё равно в итоге оставляли в покое. Грамот я ему не принёс, понятное дело, но словами как-то разрулил, и Петченко отстал. Когда мы уже отслужили побольше, большие и малые обиды "щегловки" сами собой прошли и мы со своими "обидчиками" вполне себе здоровались и общались.
Впрочем, я увлёкся и ушёл от темы этой главы, вернусь к ней в следующей...