Светлой памяти моих предков посвящается.
Предисловие:
30.09.18. в Горловке ДНР около 13.00
на противопехотной мине в районе блокпоста
подорвались дети.
Трое ребят погибли на месте, четвёртый ранен.
Все они учащиеся горловской школы № 30.
Шура бежала по селу так тяжело, будто к ногам её привязали по гранитной глыбе и гнали плетью в спину. В голове было горячо, нестерпимо стучало в висках, и только одна мысль билась в взволнованном мозгу матери: "Дети, где дети?"
...Послевоенное голодное время. У них с мужем шестеро детей – мал мала меньше, да ещё на днях почувствовала, что шевельнулся младенчик под сердцем. Радостно и тревожно стало женщине. Выкормить как, одеть, обуть? Старшие ребятишки вон, в одних ботинках в школу ходят, по очереди. Горе-горькое эта война! Муж Фёдор после ранения в живот толком и не работник теперь, хорошо хоть жив остался, работал извозчиком у председателя и агронома. А мужиков-то по селу повыбило, да сколько народу в Германию на работы угнали, пока под немцем были. Ей ещё повезло – все при ней остались, малы слишком были, а мужнину сестру, девушку совсем угнали. Вернулась после освобождения – чёрная вся. В рудниках под землёй работала. Ироды окаянные!
Так думала Шура, пока лепила вареники. Сладко пахло в доме варёной картошкой и луковой зажаркой. Младшенький сынок её, Николай, прибегал обычно с улицы и кричал: "Мама, вареники аж за поворотом пахнут!" Как она любила своих деток! И лепила, лепила им вареники с картошкой и вишнями. Картошку сами выращивали, да и сад вишнёвый был всем на зависть. Крупные, тёмные, кисло-сладкие ягоды кормили семью зимой и летом, в прямом смысле слова. Свежие вишни ели, на зиму сушили, излишки продавали, покупая взамен сахар, керосин, спички.
Так в раздумьях, она даже не сразу поняла, что случилось, когда услышала стрельбу и взрывы – два года уже как мирное время. Но глянула на улицу и увидела, что за невысоким гранитным заборчиком, какие служили ограждением в их греческих поселениях на юге Донбасса, на звуки боя бегут люди. Бежали молча к правлению, но там никого не оказалось. Стрельба слышалась на другом конце села, у поворота на шоссе. И вот уже показалась толпа людей, что скопилась у оврага, где пасли баранов. На дне оврага, казалось, шёл бой, но люди сверху стояли плотной толпой, так что Шура не сразу и протиснулась вперёд. То, что она увидела сразило её наповал. На дне оврага, горел огромный костёр, в котором рвались патроны и гранаты, а вокруг лежала орава пацанов, не имеющая возможности даже голову поднять, не то чтобы встать. Ревели бабы, мужики орали пацанам, чтобы лежали смирно, закрыв голову руками, и не смели вставать. Шура пыталась рассмотреть есть ли там её сынки, но так и не могла от волнения и слёз, что заливали лицо.
Но постепенно разобрались где, кто и чей. Дети, увидев родителей плакали. Временами удавалось перекинуться парой фраз – тогда взрослые утихали, внимая тому, что кричали им дети. Оказалось, что один мальчик убит, другому осколком выбило глаз, третьему оторвало палец на руке. Что нашли они на дне оврага схрон с патронами и гранатами, насобирали гору хвороста и перекати поле, что в изобилии валялись тут на дне, и подожгли… На что надеялись? Никто не мог толком объяснить почему не ушли подальше, а сидели вокруг костра. А когда начало рваться всё вокруг, уйти уже не получилось. Малые ревели, старшие понимали, что от ремня не уйти, если выживут.
Овраг был большой, и при желании на дно его можно было бы уместить целую улицу с домами, садами и гранитными заборчиками. К вечеру дно оврага начало затягивать дымкой тумана, и дети стали замерзать. Разрывы стали слышны реже, но всё ещё были. Решили бросить детям вниз хлеб и одежду. Принесли из домов ватные одеяла, фуфайки, пальтишки, побросали вниз и краюхи хлеба, завёрнутые в холстину. Младшие детишки уже начинали хныкать, но, когда поели и согрелись, немного утихли. И в угасающих искрах костра были видны бугорочки детских тел, съёжившиеся от холода под нехитрой одёжкой. А у края оврага всю ночь, не смыкая глаз, ждали отцы и матери, негромко переговариваясь на русском и греческом языках.
О «фейерверке» узнали в районе, приезжал председатель, расшумелся, раскричался, да уехал, оставив вместо себя заместителя и участкового милиционера, для составления протокола, опроса свидетелей и пострадавших. Но свидетели спали на дне оврага, равно, как и пострадавшие… И только к обеду завтрашнего дня, когда костёр остыл, взрослые спустились в овраг, разбирая своих ослабевших и перепуганных деток, ощупывая их, и косясь в сторону вдовы-солдатки Зинаиды, что выла над телом погибшего сына. Шура с Фёдором тоже своих забрала. Вела их домой и думала, что кормить нечем – расплылись брошенные на столе вчера вареники, но соседка даст молока, не откажет для детей. И всё косилась на мужа – не бил бы пацанов... Живы-то остались и слава Богу! Мальчишки...
01.10.18. Донецк