Как бутылка о флагман разбитая:
Тело - россыпь хмельная и взгляд как стекло,
Я в объятья напротив нырну с головой:
Губы в кровь мне кусай, Социальное дно.
Все тогда, помню, пили купаж.
Ты один был в себе и домой отвез вскоре,
В моем омуте водятся черти,
Но в твоей душе, видно, что их кишит море.
"Просыпайся, смотри, снег пошел, прямо валит",
Прижал теплой рукой и кивнул на окно.
Пудрой сахарной крыши мерцали соседей.
Мы смотрели за шторой немое кино.
Как опасный злодей ты сидишь возле бара.
Только пьешь кофе с пеной и ложкой корицы.
Полетит твоя чашка "на счастье" на пол,-
Забулдыга из местных толкнет, чтит традиции.
Включат свет. «Мы закрыты. Пройдемте на выход»
Всех охрана направит на воздух учтиво.
Вас окружит вольер «дров», из ждущих такси.
Драка - как дижестив в конце корпОратИва.
Я прилипну к тебе, поцелую не раз.
Прикоснусь к красно-синей отекшей эстетике.
«Из солидарности, хочешь,- улыбнусь и скажу, -
Я недельку пока похожу без косметики?»
Разногласий меж нами потом было много,
Как и фильмов, которые не досмотрели.
Долго зла мы с тобой никогда не держали:
Все конфликты решали по ходу, в постели.
Но одно ты простить до сих пор мне не смог,
Новый год для тебя отгремел "на увы".
Да, другому тогда подарила момент,
А тебе лишь на руку стальные часы.
Уходил и вернул все, чем я не блистала.
Мне зачем? Не смеши. Лучше б выбросил сразу.
Я тебя никогда, ни-ког-да не любила.
Ты не мой идеал, ты лишь принц вшивых сказок.
Мог исправить все, как бы и сделал любой.
Не там нужен был, мальчик, ты в мой день рождения.
С тухлой рыбой на море рассветы встречал.
Насрать в душу и есть все твои поздравления?
Я заварку водой из-под крана запью,
Там уже без того все бурлит кипяток.
Посижу, душ приму, обгрызу ногти все
И тампоны воткну в уши по кровосток.
Наступила весна. Мы оттаяли.
И заметно длинней стал наш день.
Я домой теплой ночью с работы пришла,
А на кухне стояла сирень
Во дворе шла босой по асфальту,
По апрельской и пыльной дороге.
Туфли нёс и бурчал мне:
"Обуйся, дурная",
А потом целовал и мыл ноги.
Ты фырчал мне как ёжик на ушко,
Что мурашки бежали по коже.
Ты любил меня всяко как Маркус Дюпри:
На постели и в душе, на кухне, в прихожей,
За пять нервных минут до прихода гостей,
На закрытом, прозрачном, стеклянном балконе,
На переднем и заднем машины твоей,
На заброшенном, мертвом как зуб, стадионе.
По веснушкам на теле губами читал,
Как по точкам руками гадает слепой.
Твои родинки напоминали коринки,
Губы стёрла до крови небритой щекой.
А потом начиналась реклама:
Разбегались с концами не раз и не два.
Гордость спрячу за шкаф вместе с картой-трубой.
"Приходи ко мне завтра играть в города".
«Москва». «Архангельск». «Краснодар». Надоело.
«Ростов-на-Дону». «Усть-Лабинск». Это город?
«Уже три часа, хочу спать, умираю».
«Заткнись и играй, это мне вставать скоро».
Будильник тебя шлет на шесть бранных букв.
Вставай, дядя Саша, пора на работу.
«Еще пять минут полежу и убей», -
Сопит дядя Саша в плечо сквозь дремоту.
Игристое. Мяса без крови куски.
Светильник - пустая от брюта бутылка.
Ты в дым, а я сверху - сидим при свечах.
В тисках держишь шею и клок на затылке.
Ты словом положишь на обе лопатки. И бьешь.
«Тебе больно». Нет, делаю вид.
Плевок твой в лицо отлетит бумерангом:
"Подружкам привет и проверься на СПИД".
И впредь не хочу, знать с кем ты засыпаешь,
Кто утром встает, закрывает дверь,
Кто ждет и как кошка с работы встречает,
Кто та, от которой ты хочешь детей.
Кто лезет в твой нос, кто боится щекотки,
Кто мило кривит украинский акцент,
И с кем под ногами не чувствуешь землю.
С кем лето зимой, с кем внутри ла-ла-ленд.
Оставишь на память стальные часы,
Рыжий волос как орден на стёганой куртке.
Я кину в помойку подарки твои:
Консервную банку - шкатулку окурков.
Мы разошлись, как и сошлись – без церемоний,
Без органов ЗАГСа и прочих госслужб.
Нелепо звучит, но ты был самый первый
Мой бывший гражданский муж.