Оно никогда не врёт.
Оно никогда не подводит.
Оно умеет быть быстрым, но и медлить Оно тоже обучено.
Оно всегда приходит, поздно или рано. И нельзя сказать, что более важно: иногда кажется, что Оно чересчур спешит; иногда же...
Оно — это Время.
Но есть вещи вне Его.
Вне Времени.
Им нет до Него дела.
Они как бы сами по себе — нет-нет, да и являются снова.
Порой через годы.
Изумруд молодой листвы.
Запах скошенной травы.
Стрекот кузнечиков на лугу.
Страх.
Боль.
Безвременье...
17 мая 1989 года. Моё двадцатилетие.
Я сижу возле небольшого пожарного водоёма, выкопанного внутри единственного поста Второго, «сержантского», караула. Это САВ — склады авиавооружения аэродрома 15 Воздушной Армии под Екабпилсом. Я замначкар, призванный «в усиление авиаторам», и я мог бы оставаться в караулке, но там тесно и не свободно. Здесь же пахнет свежевыкрашенными дверями «капониров» — подземных хранилищ — и весенними травами: непонятно, чей запах крепче, стойче, богаче. Здесь есть небо, наполненное мириадами звёзд. Прибалтийское небо. Небо Латвии.
Май 1989 года. То Время, о котором я запретил себе думать. Тем более — мечтать. Пытался запретить ещё тогда, почти двадцать три месяца назад. Одиннадцатого июля, когда мы, вчерашние студенты-первокурсники нескольких московских ВУЗов, сошли по ступенькам старого, скрипучего вагона дизель-поезда «Вильнюс — Шауляй» на перрон никому из нас не известной ранее станции Гайжюнай. Здоровенный сержант-десантник построил нас в колонну по четыре, и мы зашагали в новую для себя жизнь. Жизнь, из которой вернуться обратно суждено было не каждому.
Позже, уже под Гератом, в конце октября того же года, едва сбежав с аппарели «коровы» (Ил-76) на бетон взлётки, увидел неровный строй дембелей, спешащих занять нагретые нами места в чреве покинутой нами воздушной машины. Что-то в горле заёрзало, зашевелилось, и на несколько секунд я представил себя на месте одного из них — только через Время, в далёком мае 1989-го... Однако, уже через несколько минут совершенно другие «дембеля» наложили табу внутри меня на само это понятие - «Завтра». Деревянные ящики, размерами своими не оставлявшие сомнений о их содержимом, навсегда запретили мне думать и мечтать об этом Времени... думать о Завтра.
Я сижу и смотрю на звёзды.
Я всегда любил ночное небо и звёзды.
Ночное небо притягивает взор, оно не отпускает, завораживает, затягивает куда-то в себя, словно хочет поглотить навсегда. Словно хочет создать из тебя один из вот таких светящихся, переливающихся в дымке земной атмосферы гвоздиков, хаотично вбитых в чёрный бархат неба.
Мне не хорошо.
Не помогают ни запах трав, ни ночное небо, ни звёзды.
Сколько раз на боевых я вот так сидел и смотрел на звёздное небо?
Там.
За речкой.
В Афгане.
Сколько раз я не мог заснуть, поглощённый этой неописуемой, фантастичной картиной афганского неба? Мне всегда казалось, что звёзды там совсем не такие, как дома. Они словно ярче, крупнее, ближе и до них можно дотронуться. Особенно в горах. Я смотрел на них, и мне казалось, будто бы это не какие-то там далёкие-предалёкие солнца, полные энергии сгорающих газов, а души... Души наших пацанов.
Того, с кем ещё вчера ел надоевшую перловую кашу с мясом из одной жестянки.
Того, с кем делил кров в брезентовой палатке, утеплённой досками от ящиков из-под снарядов.
Того, с кем на досуге спорил, чей город, чья Малая родина лучше.
Того, кому доверял свою жизнь, потому что в бою нельзя не доверять тому, кто от тебя слева или справа.
Того, чьё изодранное осколками мины тело затаскивал во чрево вертолёта...
Здесь звёзды совсем не такие, я был прав.
Они словно бы отдалились от меня, как должна была отдалиться, остаться там, за речкой, Война. Она позволила мне выжить, позволила мне остаться целым.
Остаться собой.
Но... собой ли?
Остался ли я тем же человеком, который однажды, двадцать три месяца назад, ранним утром впервые сошёл с поезда на пустынной станции Гайжюнай?
Осталась ли Война там?
Начальник караула прапор-вэвээсник сменил постовых и подошёл ко мне.
- О чём задумался, сержант?
Я не знаю, что ему сказать.
Про запах травы и краски?
Про звёзды?
Про Время?
А, может быть, про Души пацанов, в виде гвоздиков прибитых к бархату Неба? Огромного, как...
Как что?
Как Время?
Или... как Безвременье?
И мы, прошедшие ад войны, живём в этом Безвременье. Для нас нет Завтра. Оно никогда не наступит, и ни одно Время не сможет никогда сделать так, чтобы Завтра наступило.
Мы — навсегда там.
За речкой.
В Афганистане.
В Герате или Баграме.
В Кандагаре или Файзабаде.
В Калате или Адраскане.
В Мазари-Шарифе или Пули-Хумри.
В Шинданде или Газни.
В Джелалабаде или Лашкаргахе.
В Хосте или Чарикаре...
У каждого из нас — своё Вчера.
Но Безвременье — общее на всех.
Май, 1987 год. Lopdarzi, Krustpils pagasts, LV-5204. Латвия.