за твой разум
взялся
самый тяжёлый яд,
ты уже никогда
не вернешься назад,
расфуфыреный, расфуроченый,
немощный,
ты внутри
сам себя расцветающий сад.
клацаешь по бедру женщину в синем,
она бьёт
ладонями по щекам тебя сильно,
не принцесса из Замка,
Эсмеральда, Изильда.
из телевизора-замухрышки
звук престарелого гимна,
падает на уши,
словно огромная гиря
и
за твой разум
взялся
самый тяжелый яд,
ты уже никогда
не вернешься назад,
по вагонам плацкартным,
где длинные коридоры,
древние, как ацтеки
и пассажиры,
как помидоры,
не совсем грациозны
в своих заспанных позах.
подошва рвётся на человеке,
а зубы остаются
на надкусанном проседью чебуреке,
и я в телогрейке,
мимо долгие широкие перешейки,
реки, глазницы озёр и томные степи,
корни, слепки и слепни,
это будто маленький бог
одеяло любви своей
стелет,
или бродяга старые стельки.
мы, как килька в томате,
я - грязная скатерть
или твоё рваное старое платье,
ты - молодые глаза моей матери,
они пасмурно катятся в сердце,
как неудавшийся ростом,
маленький деспот,
и
за твой разум
взялся
самый тяжелый яд,
ты уже никогда
не вернешься назад.