Мой Коста был выше гор Кавказа,
Оттого осталась на устах
Песня без укора и приказа,
Что Господь ласкал в своих перстах.
Мой Коста был больше, чем Свобода.
От свободы кругом голова.
И звучали страшные слова
В Лабе, в смутный день его ухода.
Это нам укор. Он громче был
Грохота орудий под Гизелью...
Холодней дыхания толпы...
Тише, чем скорбящий над постелью.
В маленьком селеньи, среди гор,
Говорят, не стали стариками
Те мальчишки лабинские, камни
С хохотом швырявшие в него.
Но их внуки, знаю я одно,
Повторяли заклинанье будто
Как молитву детскую - "Гино",
Старше став - "Хъуыбады" и "Таехуды".
Мой Коста был выше гор Кавказа,
Более свободы и важней.
Лишь любовь была его сильней
И его сгубила, как проказа...
Знаю, день придет, когда средь смут,
Перебранки, ненависти, злобы,
Он воскреснет, вновь воскликнуть чтобы:
"Каераедзийы уарзгаейае цаерут!"