1.
Мой прадед служил кочегаром.
Свой хутор на Понт променяв,
два года снабжал он живительным паром
линейный корабль «Ростислав».
Работа его не страшила —
силенок, чай, хватит на век.
Наследник мазепинской грозной старшины
был, в общем, мирной человек,
но все же, спускаясь на сушу,
вступал в вековую игру
и тешил казацко-матросскую душу,
гоняя ремнем пехтуру.
При этом, доплыв до Стамбула,
не стал разорять он Стамбул —
как предки — но в тень орудийного дула
присел и до ночи заснул.
И вскоре, застуженной почки
лишенный английским врачом,
Василий был на берег списан досрочно.
А, впрочем, ему нипочем.
2.
Он двинул в Москву до сестрицы,
явив малорусскую прыть,
и стал на железке усердно трудиться —
вагонные крыши кроить.
Тут мало кто был ему ровней,
не то, что простой паровоз,
но даже и царского поезда кровли
ему починять довелось.
Была необычной оплата:
в отместку потраченных сил
хохлу-молодцу государь император
вагонный диван подарил.
Тот царский подарок заставил
поспешно налаживать быт,
и дом у далекой Крестовской заставы
был нанят, обставлен, обжит.
Но хата без бабы — берлога,
и, выбрав модистку женой,
за нею взял прадед приданого много —
подушку и «Зингер» ножной.
3.
Трудящая пара имела
мечты путеводную нить
и тщилась на личное швейное дело
посильно деньжат накопить.
Росли и семья и достаток:
две дочери, сын и коза,
собачка Маркиз и с десяток хохлаток…
Но тут разразилась гроза.
Лишившийся всех сбережений
стараньями большевиков,
пил прадед упорно в глухом раздраженьи,
не чувствуя прежних оков.
Два года ночевок в передней
прошли, как декабрьский денек,
и дальше бы шли, но взыгравший аппендикс
его от запоя отвлек.
А там до конца отрезвило,
когда он, очнувшись без сил,
узнал от усталой жены, что лепило
в нем ножницы спьяну зашил.
4.
Василий пошел в коммунисты,
ответив на смерть Ильича,
и вскоре попал в генеральную чистку,
качнулся, но не подкачал.
Ему улыбнулась удача,
хоть плохи, казалось, дела —
гроза хамельонов Розалья Землячка
сама его дело вела.
«А прапор по-нашему — знамя…
Так вы запорожских корней!
Ведь предки же ваши боролись с панами, —
Землячка взглянула добрей, —
И вы с Черноморского флота,
как храбро замученный Шмидт!
Такие, как вы, нам служили оплотом…
Ступайте, вопрос ваш закрыт».
На этот отказ от сомнений
Василий ответил добром
и даже на выставке хоздостижений
покрыл павильон «Хладопром».
5.
Потом он пошел в выдвиженцы,
вернее, за доблестный труд
его подпихнули, что в реку младенца:
плыви, как другие плывут.
Пробыв две недели начальством,
Василий к начальству пошел,
«Простите, — сказал, — за такое нахальство,
примите и кресло, и стол,
я лично к работе приучен,
а тут отдувайся за всех…
от вашей заботы чернильно-сургучной
пустите, товарищи, в цех!»
Ругали его и стыдили,
мол, дома оставьте свою
ущербную сущность, товарищ Василий,
а здесь — все равно, как в бою,
вас будем считать дезертиром!
А он: «Я позиций не сдам!»
Начальство устало. И прадед мой с миром
вернулся к родным поездам.
6.
И вновь его сущность раскрыта
была в первый месяц войны.
Когда его друга, товарища Шмидта,
забрали без всякой вины,
Василий из дому припасов
семье арестанта отнес,
и тут же про этот проступок опасный
в партком был доставлен донос.
Но, к счастью, нужда обороны
подвинула ствол от виска —
ведь должен был кто-то готовить вагоны,
чтоб двигать на запад войска.
А прадед с прабабкою ждали,
что вдруг застучат прохари,
и целых два года — до первой медали —
держали в мешке сухари.
Так дожили, съежившись зябко,
когда грянул мартовский гром.
«Сдох ирод проклятый», — шептала прабабка,
себя осеняя крестом.
7.
Все дети, а следом и внуки
прошли полный вузовский курс,
и прадед, решив приобщиться к науке,
нашел в этом радость и вкус.
Он к делу отнесся серьезно
и, не пропустив ни листа,
тома БСЭ, как состав паровозный,
прошел с головы до хвоста.
Я помню, он звал «поросями»
шальных правнучат хоровод
и через янтарь под лихими усами
цедил ставший «Севером» «Норд»,
построить умел душегрейку
и пряжку сковать из гвоздя…
Но долгую силу судьбина-злодейка
в болезнь превратила, шутя.
В земле малородной и мерзлой
истаяло тело дотла,
но душу — я верю — подземная Ворскла
к казацкому морю снесла…