1
Мужчина 35 лет. Идёт в сумерки домой, сворачивает в переулок:
- Мне тридцать пять, я двух метров ростом
и весом должно быть кило сто двадцать.
А в детстве болел. Не верится просто,
что тушей такой удалось раздаться.
Девочку любил чахлым мальчонкой.
Недавно встретил её, не узнала.
Эй, мир, дорогу! Мне бодро, звонко.
Как ты, я вечен, и мне всё мало.
Дерево у дома:
- Сумерки, хорошо. Я снова втянулось
в живительный вечер, ушло, погрузилось.
Я не заснуло и не проснулось,
я там, где молчанье с молчаньем сбилось.
Никто не знает эти глубины,
только мы, деревья. Мимо пронёсся
человечий выродок с мордой из глины.
Ничего, он скоро тихим проснётся.
Блуждающие мысли человеческого эфира:
- И тогда я ему скажу: Убирайся к чёрту…
- Жопа у неё, аж пот прошибает…
- Тебе бы мою аневризму аорты…
- Этот детский сад меня доконает…
- Менеджер тоже! Подумаешь, цаца.
Не таких знавали. Сами с усами…
- Ну и украл. Что за прострация?
Кто же не крал? Подумайте сами…
Жена мужчины 35 лет. Ждёт его дома:
- Я полнею и это меня волнует.
Тридцать два настучало. Пятна на роже.
Дети, нервы, работа. Если раздует,
вдруг на другую муж глаз положит?
Ему-то что. Такой здоровущий.
Гормоны, соки. А я ревнива.
Как оградить этот дуб цветущий
от гроз весенних, страстей разлива?
Ангел места:
- Главное, не вглядываться в детали.
Радуга разноцветьем всегда прекрасна.
Мой угол мира разворовали
и слёзы льются мои напрасно.
Всё блещет огнями и жизнь как чудо.
Мелочь каждая знала некогда место.
Но слишком много злобы и блуда.
Пирог пропал, подгорело тесто.
Паразитические бестелесные существа:
- Сколько пищи вокруг. Весело, сыто.
Присоски тяни к помрачённо-спящим.
Мир для нас, что свинье корыто
с месивом, как на дрожжах бурлящим.
Который там о невкусном грезит,
любовь зарождает, растёкся лужей?
Скорей отвлечь, а не то отлезет
в туман, который нам здесь не нужен.
Земля:
- Говорят, что я лишена сознанья
и язвы мои не болят, не ноют.
Голос мой тихий, тихи признанья,
но боль признаньями не успокоить.
Городишко этот – укус комариный,
но и он печёт и он припухает.
Нет рук, никого не могу отринуть,
вулканами лишь огонь выдыхаю.
2
Муравей:
- Я силён и бодр, так как меня много.
Я – муравейник и муравейником мыслю.
Мысли мои не имеют слога,
но славный дворец я у пня возвысил.
Иногда удивляюсь, что вижу ясно
только шесть ножек, а их миллионы.
Как всё же быть множеством круто, классно.
Для страха не вижу нигде резона.
Девочка четырёх лет:
- Надо муравья затоптать, он кусачий.
Что по травинкам и листьям скачешь?
Из-за тебя на землю не сядешь –
укусишь или платье изгадишь.
Мне радостно, весело. Мама не видит
и можно прыгать, можно беситься.
Меня никто никогда не обидит
и не заставит остановиться.
Мама девочки четырёх лет:
- От этих лекарств никакого толка,
а операцию делать страшно.
Словно проснулась в пасти у волка
и ничего мне теперь не важно.
Откуда он взялся, кошмар бредовый?
Неведомый глист притаился в печени.
Всю жизнь считала себя здоровой.
А теперь оказалось, что смертью мечена.
Эхинококк в печени мамы:
- Тепло и влажно. Покой, довольство.
Много пищи, расту привольно.
Никому от меня нигде беспокойства.
Жизнь продолжается. Мне не больно.
Последние дни небольшие сбои
в поступлении нужных ингредиентов,
нечто лезет в сферу покоя,
но редки пока неудобств моменты.
Смерть:
- Эта женщина значится в моём списке.
На полях начальник сделал приписку.
Ну что ж, будет сделано. Только странно,
ведь работа моя всегда без изъяна,
но никто за это меня не хвалит.
Лишь проклинают или лукавят.
Обмануть готовы подло, бесчестно.
С живыми скучно и неинтересно.
Душа умершего. Выглядывает из-за плеча смерти:
- Почему я жил таким идиотом?
Почему не смотрел на деревья, небо?
Пасть разевал на всё кашалотом.
Во всём нехватка, во всём потреба.
Труп могила, земля прокормит.
Землю жрал бы лучше, готовясь.
Жизнь как вспомнишь, стыд душу ломит
и длится смерть, со стыдом освоясь.