Третья французская центурия

Валерий Кулик
              Далеко не все, у кого есть глаза, умеют видеть.
              Марк Твен "Жанна д'Арк"





Пишу тебе так редко, Жанна д'Арк,
что не достоин глупых оправданий.
Я, сложный человек; простой предатель,
увы, теперь несбыточных учений.
Я в море не жалею живота.
Пока другие корчатся, как челядь
пред теми, в ком хозяйничает Демон -
в твоей душе такая широта,
которая присуща только девам





и мученицам маленьких земель,
стремящихся напрасно отстоять их.
Нас разделяют сотни обстоятельств
и сотни недосказанных историй.
Прошу тебя, настройся и заметь:
вся жизнь довольно муторна. Не стоит
растрачивать оставшиеся силы.
Вы бьетесь не за золото - за медь.
Вы бьётесь за сомнительную сиплость





твоих непроницаемых святых.
Ты так же слышишь голос Михаила?
Всё детство ты терзалась, но хранила
его слова в каштановой головке.
Ты помнишь деревенские сады?
В них я шатался грязным и голодным.
(Нет-нет, страна ничуть не виновата).
Ты грозно прокричала мне: садись! -
и протянула гроздья винограда.





И я вкушал поспешно сладкий плод.
(Потомок непрощенного Адама).
Ты говорила трепетно: а там - вон! -
живёт моё семейство. Хочешь в гости?
Мою, тогда потрёпанную плоть,
держали на себе больные кости.
Как я боялся острого багрянца,
что силился неистово колоть
мои ланиты. Знаешь, не боятся -





лишь полные глупцы, чей голосок,
на деле, непонятен после смерти.
Пускай, твой путь для многих будет светел,
но я прошу: не бейся за державу!
Судьба проляжет белой полосой.
Последствия пролягут - только ржавой.
Ты - ангельский потомок. Ты - прекрасна.
Вся Англия кружит большой осой,
и норовит ужалить. Средь препятствий,





не встретишь безыскусных. Сторонись
убийцы Карла - льва, но самодура.
Его головорезы замордуют
любое существо, в котором святость.
Их курс уже намечен: строго вниз.
Прости меня за некую бессвязность,
но в письмах не случается иначе.
Пока здесь не огни, но сотни искр.
Я думаю о горестях. Я начал





переживать за крепость наших жил.
Война сметает хилых и убогих.
Я очень исхудав, просил у Бога
послать мне усмиренье, что целебно.
Молчанье, молоко, овечий жир.
Запомни, моя добрая царевна,
и передай насущное солдатам.
Мне кажется, здесь маленькая жизнь
неспешно вытекает из сопатки.





Пишу тебе, а в горле липкий ком,
всё больше разрастается и давит.
Мечтая покорить такие дали,
которыми гордятся капитаны,
я сам себя подбадривал: на ком
Господь поставил метку? Капиталом
успел обзавестись. Так что мешает?
Но знаешь, Жанна, жизнь - арабский конь.
Со смертью проще. Смерть - прозрачный шарик.





Верней, не шарик - видимость сквозь шар.
Ты там, скорей всего, не отличаешь,
где добрый, а где подлый англичанин,
метя' одной метлой и тех, и этих.
Я знаю, как опасен сильный жар
любви, патриотизма, глупых этик,
которые, как водится, прославят
глухого короля. Тебе не жаль
мирка, что будет попросту просален





его дрожащей дланью? Почему
ты стала так небрежна и отважна?
Я, дезертир, но - веришь мне!? - от ваших
ничем не отличаюсь: ни нахрапом,
ни тем, что не решаюсь подчеркнуть.
Твои же веселы, когда награбят
иль истребят порядком неповинных.
Не будет лучше пряника, чем кнут?
Такой стезёй падут две половины.





В умах твоих военных блинный чад.
Прошу тебя: откланяйся и - ходу!
Не выдержишь ты выпущенный холод
из карловых темниц и усыпальниц.
А Францию не вынесть на плечах!
Неужто, битвы держат
там за палец
вычитывают, плачутся, ругают?"
Он сжёг письмо, а в этот самый час,
она пылала в солнечном Руане.