Я захожу в вагон. В шубе и от бедра. Ветер кричит вдогонку мне, что он был прав. Будто последний шанс свой упустить боюсь. Кружится в ветре вальс, воет в колесах блюз.
Я захожу в купе. В платье от Живанши. А за окном капель воздух седой крошит. Спутник мой юн и свеж, словно зелёный лист: если захочешь – ешь, только не отравись.
Я начинаю спич, руки уткнув в бока: «У вас не найдётся спички или же табака?». Спутник кивнул слегка, лезет рукой в карман: «А разрешите-ка выкурить пополам?».
Я принимаю пас, локон стряхнув с лица. Раз уж последний шанс, что уж тут отрицать? «Держите путь куда?» - словно мне всё равно. «Что эти города? Кладбища над пивной.
Мне бы шершавый лес, сосен столетних высь, кронами в синь небес чтобы могли скрестись. Мне бы широкий луг, чтобы весь горизонт с севера и на юг солнцем был освещён.
Мне б океана синь с солью на языке, чтобы ногами в глине вязнуть или песке. Если еще не поздно вылезти из грязи, мне бы увидеть звёзды хоть бы разок вблизи.
Так что держу свой путь не крепко – куда несёт». Забыла вздыматься грудь, но кто меня упрекнёт? Забыли глаза моргать и сердце забыло стук. Но как меня упрекать, что стала счастливей вдруг?
Мой спутник был свеж и юн, как первый росток травы. Но если ты съела – плюнь, ведь может и отравить. И платье от Живанши тебя не спасёт совсем, ведь в клетке твоей души построено много стен.
Я выхожу. Вагон – будто зимой в фойе. Нервно шумит перрон, канув в небытие. Щупальца умных фраз душат сердца, как спрут, если последний шанс выменять на уют.