Скрип закрывающейся двери потрёпанного временем трамвайного вагона. Старое и потёртое окно оставило городской холод и ненавистную, сейчас, реальность снаружи. Очертания мира проступали резкими гранями с острыми углами. Серость бетонных джунглей давила, яркие огни жгли до предела суженные зрачки, делая их больше похожими на звериные.
- Чёрт, - прозвучало на границе самоконтроля.
Он хотел выругаться, как можно крепче. Крикнуть, завопить, разбить это чёртово стекло. Но воспитание, мораль, этикет - и вырвалось только раздражённое и гневное "Чёрт!", ставя жирную точку в очередном душевном пожаре. Вагон тронулся, угли ясности жгли, картины монотонно уходили растворяюсь в стуке железнодорожного полотна. Поглощённые городским ворохом звуков, неоновых огней и людской суетой будничности они растворялись в вечерних отблесках наивной юношеской надежды.
Одинокий, среди толпы безликих и незнакомых, серый с виду и цветной внутри человек - выцветал до серых оттенков, временами окунаясь в черноту и мрак осознания произошедшего. Художник потерял кисти и цвета, опрокинул мольберт и краски перемешались, палитра разбилась в дребезги и яркая картина ожиданий поблекла окрасившись в десятки оттенков серого и чёрного. Душевный оркестр играл в разнобой, звуки стали резче и чётче, яркость была выкручена до предела, резкость очертаний безумным сюрреализмом врастала в обесцвеченную картину мира.
- Ну ничего, вот люди идут, бегут, машины ездят, трамваи ходят, жизнь продолжается, Чёрт подери, жизнь продолжается, чтоб её...
Сидящая рядом дама удивленно посмотрела на него, как на полоумного и отсела подальше. А то гляди, чего-то ещё в голову стукнет. А то сколько ненормальных развелось в последнее время. А ведь вполне могло стукнуть и стукало, било и вырывалось наружу бесконечным потом мыслей, образов и воспоминаний. Черепная коробка превратилась в разъярённый улей жалющих пчёл-мысли и жужащих предположений. Укрывая разум пеленой случая, заглушая шум окружения, накрыв вуалью факта и придушив глас здравости. Голова казалось невообразимо маленькой, неспособной вместить всё, что творилось в ней. Каждая новая мысль угрожала разрывом тонкой грани выдержки и испарением остатков здравости и логичности. Казалось сама кость трещала под напором внутреннего давления суждений. Личность держалась на тонких ниточках превозмогания пожирая душевные силы и сердечный покой с неистовой скорость. Минута шла за день, а час за месяц. Каждая каллория уходила на поддержание шаткого душевного равновесия, каждый мускул был предельно напряжён.
Несмотря на всю эту какофонию, предельную четкость очертаний бытия и невероятную ясность мысли встреча была назначена, путь намечен и очередная остановка была последней на пути к знакомому заведению. Пора выходить.
Открывшиеся двери выпустили в мир жгучего мирского холода, это было подобно шагу в неизвестность. Шаг в открывшиеся двери, как путь в новый мир, мир погибшей надежды, мир уходящего прошлого и распадающейся на атомы веры.
Уходящий трамвай кинолентой секунд ложился в память этого дня. Каждая черта, каждый изгиб металла, трещинка и царапинка - въедались неизгладимой картиной. Шальная мысль навеянная уходищим вагоном мгновенно стала объёмной и моментально вросла в мыслительный процесс, заполнив собой всё.
- А может ну его всё?
(На шаг ближе к подъезжающему трамваю)
- Тут всего-то какой-то метр.
(Ещё один шаг к железнодрожному полотну)
- Только сделать последний шаг.
(Вагон в нескольких секундах, маленький шаг и неизбежность...)
...Крик, визг тормозов, он шагнул вперёд и вверх в неизбежность бытия вознесясь одиноким стерхом над городом. Кто-то хотел схватить парня шагнувшего в неизвесность и не успел, водитель нажал на тормоз, но было уже поздно. Многотонная махина неотвратимо двигалась вперёд обрывая молодую жизнь, разламывая её с хрустом, выворачивая внутренний мир наизнанку, ставя точку в существовании прекрасной цветной личность унося её в серость прошлого...
(Трамвай пронесся мимо, никакого визга тормозов, никаких криков, лишь слегка задел воздушным потоком, унося самую глупую мысль на свете бесповоротно и навсегда)
- Что за глупости, какой вздор, ерунда, - сказал он тихо и куда спокойнее прежнего.
Ужасная картина возникла в голове, безумие что произошло бы в пределах одного мгновения. Секундные размышления выбили всю дурь, оставив голову созерцать пустоту уходящих мыслей. Конец, окончание, завершение, вся эта романтическая лирика глупцов казалась предельно идиотской. Сама мысль стала противна и в высшей степени сумасбродна, а мгоновением ранее такой не казалась.
Личность на грани отчаяния, крик души, что мог бы оглушить безликую городскую толпу вырвался сухим безмолвием морозного дыхания. Никто ничего не услышал, война продолжается, сражение пройдено, вражеский снаряд прошёл слишком близко, но не задел. Цветное полотно внутреннего мира разорвано и облито серой и чёрной краской. Гневная жидкость медленно стекает с покрытого лаком полотна и лишь в местах разрывов впитывается и оседает томным грузом опыта. На глазах у десятков людей произошёл конфлик личности. Нешуточное сражение, короткий бой - рухнули стены, пали последние рубежи здравомыслия и всё решило одно единственное мгновенье. Одно мгновенье, миг замешательства, миг бунтарства, крохотный отрезок времени.
Непостижимо короткий момент, и воображение, нарисовало картину будущего истратив все остатки душевных сил, всё скопленное за долгое время ушло в один громогласный крик "СТОЙ!". Безмолвный крик разума, молчаливое послание ума, резкая игла пробившая пелену отчаяния, лучик света из глубины грядущего.
Никто ничего не заметил. Пассажиры забрались в тёплый вагон, стекло отделило людей и холодную улицу, оставив его одного стоящего на остановке. Двери со скрежетом старых петель сообщили об отправлении несбывшегося мгновения. Хорошо что оно не сбылось, оставшись воспалённой вспышкой ошалевшего разума.
Споры и терзания водночасье улеглись и исчезли. Из ощущений была только пустота, белый лист новой главы, страница жизни перевёрнута, здесь ещё нет названия, ни одной буквы, просто пустой лист абсолютной чистоты, залитый чёрными чернилами.
Он развернулся и направился вдоль хорошо знакомой дороги, время не будет ждать. Резкость мира исчезла, грубые и чёткие очертания остались за старым и потёртым трамвайным окном. В вагоне закончилась одна жизнь и за вагоном началась другая, а перед ним была третья. Скрежет петель, как сигнал; заляпанное окно, как жирная точка.
Короткая и ёмкая глава уместилась на одном листке жизненной книги. Она смогла уложиться бы и в одно предложение, в одну фразу, может быть даже в одно объёмное слово. Возможно даже не нужно никаких слов, может просто название главы, хотя наверное можно и без названия.
- Глава "До". До скрежета, закрытых дверей.
- Глава "..." ... (безмолвное троеточие, объёмное и до дрожи понятное, ощутимое и врезавшееся в память навсегда)
- Глава "После" После скрежета закрытых дверей.
В главе "После" - Человек шёл неспешно по улице, ничего не выражающее лицо, глаза смотрели в даль холодно и одиноко. Без эмоций, без чувств, словно робот, механизм разрежающий вечерную дымку и отбрасывающий человекоподобную тень обесцвеченной личности на будничный асфальт. Отражённый в блестящих витринах, проскользнувший мимо спешащих прохожих и ушедший от реальности в нулевую точку эмоций и чувств. Это как нулевой километр с которого начинали сроить города. Так и здесь нулевой километр чувств и эмоций, с которого начнётся новое строительство.
А вот уже и знакомый перекрёсток, в проход между домами, повернуть налево, подняться на второй этаж у окна знакомый столик и на столе уже ждёт оставыющий кофе.
- Что-то ты сегодня не вовремя, на тебе лица нет, что-то случилось?
Усевшись за столик и отпив глоток кофе, он ответил.
- Да, мой кофе остыл.
- Конечно, остыл - он уже сколько тут стоит.
- Остыл совершенно другой кофе...