Рейвовая поэма

Фёдор Бондаренко
Псевдомузыкальное эссе о дважды не оправданных ожиданиях

За идею названия и компанию в момент зарождения
основ стихотворения благодарю Жору Ясенева.


1

Проходил, сутулясь, рамки,
кланялся подобно клёну,
рваться и не думал в дамки –
я потребен только стону,

что исторгло горлышко гнилое
в память о сгоревшей Трое.

                Разорвали бомбу в изголовье
                тёмного могильно зала.
                Там сипела, жертвуя здоровьем
                словно Пугачёва Алла.

                Помоложе и несчастней, впрочем.
                Бедная, спокойной ночи!

А внизу зияют лесом,
походя на пни деревьев 
с разницей в размере, весе
форме, цвете, силе звеньев,

молодые люди без нагрузки,
чижики и трясогузки.

                С персональным небом под ногами
                (плачущим не чаще камня).
                Под себя его уж подогнали,
                сдюжив, скорострелы, в два дня.

                Распрощались со гнетущим прошлым,
                посчитав безмерно пошлым.

Музыка, утратив совесть,
бьёт. Других шутя ласкает.
Бит, басы, ремиксы, но ведь…
есть певец, кого не знают

нынче уж гуляки озорные,
москвичи предкоренные.

                Выйди вдруг Вертинский из-за сцены,
                изломайся куклой бледной,
                по-другому б я смотрел на цены.
                Не такой уж станусь бедный.

                Кокаин артисту пригодится,
                пусть ему пока не спится.

2

Снежно. Ленинградский светел,
жёлт, зловонен, шумен, долог.
Вдалеке кричат «Налейте!» –
здесь не повредит нарколог.

Посреди недели он свободен.
Даже при такой погоде.

                Не желаю возвращаться в залу.
                Я забуду этот морок.
                Влево – к Белорусскому вокзалу,
                вправо надо гнать сто сорок.

                И тогда есть шанс увидеть город, 
                где у власти тоже холод.

Что найдёшь коль скоро знаешь
цену времени-пространству?
По конфессии не амиш,
не прижилось христианство.

Но воистину вертепы чужды
даже, если люди дружны,

                фестивальны, красочны, размыты,
                как на фото, что во глянце.
                Лучше гляну – нет ли Маргариты
                в безоглядном лёте-танце?

                Станций пять, а может быть, и раньше 
                спят аллеи Патриарших.

Демонизм! Без шуток, смеха
и прикрас, что сделал гений.
Как, цела ещё прореха?
Не убавилось ступеней?

Всех осмотрят, кто решил вернуться,
дланью козыряя куце.

                Ваша правда. Холод нестерпимый.
                Пот замёрз, пленивши скулы.
                Все прохожие – дурные мимы
                (по-московскому сутулы).

                Шаг, другой. Останьтесь, черти, сзади!
                Хоть чего-нибудь за ради.