Осенним днём, отведав из чекушки
какой-то спиртовонькой лабуды,
герой куплетов вспомнил, что он Пушкин.
Вернее, что он с Пушкиным «на ты».
Когда его сознание свершило
могучий когнитивный кувырок,
герою померещилась вершина,
на ней они: хулитель и пророк.
Заговорил наш критик осторожно,
насколько позволял ему момент.
Его язык клинком скользил по ножнам,
озвучивая первый аргумент.
Про бренность жизни, времени унынье,
очарованье золотом очей.
Что Саша не прославился бы ныне
среди поднаторевших рифмачей.
Не стал собой. Не жертвуя, не мучась,
глаголом всё труднее жечь сердца.
И не всегда трагическая участь
есть энтимема явности творца.
Ямб старомоден, а хорей нервозен.
Затёртость рифм - ворует креатив.
Пусть, как и прежде Болдинская осень
привносит в строчки свой императив.
Мир стал другим, чуток, перо не в моде
Загажен, осквернён родной язык.
Цари совсем забыли о народе,
всё у корыта бабок(рыбок) ждёт старик.
Мозгами переполнены ломбарды.
Да так несут, что жалко мудреца.
Сенаторы не носят бакенбарды.
Дороже сала - спаивать глупца.
Масоны, как и прежде миром правят.
Ну, ты, Санёк же в курсе, про своих.
Они конечно самых честных правил.
И ясен пень живее всех живых.
Всё, как и было!? Саша, ты не гонишь!?
Тебе меня не вызвать на дуэль!
Я сам подохну, старый алкоголик.
Как самый справедливый из Емель.