Мне всего лишь – апрель, я летаю пока,
и ходить не умею ещё, не могу.
Далеко до земли – высоко облака…
А когда мурава подрастёт на лугу,
над весенней пыльцой устремлюсь полетать –
мне тогда будет – май, я чуть-чуть подрасту
и уже научусь что-нибудь понимать,
и увидеть смогу дальше, чем за версту.
Но когда мне наступит октябрь, то тогда
под капелью небесной я стану учить,
что дожди в октябре – всё же только вода,
и, спустившись по ним, я смогу походить
по осенней траве. И по снегу – потом.
Снег и белое – схожи, придётся понять.
Я узнаю, что дом запирается днём,
и особенно – ночью. Что ссадин опять
станет больше на коже. А боли внутри
холод вылечит, будто бы сказочный врач,
говоря: что глаза застилает – сотри,
не родился ещё тот, по ком горек плач.
И когда воцарится весёлый апрель,
да и ноги уже до земли дорастут,
то земной станет снова моя колыбель,
ну, а памятью – неба воздушный уют.
А затем в полнолуниях сонных дубрав
в поднебесные дали я буду сбегать,
где, души вдохновенную силу вобрав,
устремляться к земному опять и опять…