В ноябре 2015 со мной связался автор Евгений Рат(л(н)ер (так представился при знакомстве) и предложил доработать его стихотворения. Я согласился. Часто просят подсказать или подправить тексты, дело привычное. Некоторые были почти готовы, на моё понятие, некоторые нужно было перерабатывать полностью, часть оказалась мне не под силу...
Самое примечательное случилось после. Когда я закончил работу над текстами и попробовал связаться с автором, такового не обнаружил на сайтах, хотя Ратл(н)еров оказалось в интернете несколько. Стихи лежали в папочке... В феврале 2016 со мной связались по телефону, и от имени Е. Ратл(н)ера осведомились о результатах, после моего ответа последовало: "Вы можете оставить все стихи себе и публиковать от своего имени, Евгений их вам дарит". На все мои аргументы следовали уверения что автор сам бы их не дописал ввиду болезни, что он долго искал того кто справится с поставленной задачей, что это никакой не развод. Я согласился с оговоркой, что буду указывать Е. Ратл(н)ера при публикации...
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
13/12/ 2018.
Прошёл год, но я так и не обнаружил следов данного автора, что посеяло массу сомнений в его существовании. Буду рад, если он таки объявиться или настоящий автор. А пока что, я убрал со всех страниц данные стихи, до прояснения ситуации
(здесь привожу тексты, для "опознания". Черновики предложенные для обработки не сохранил. Теперь то, храню и тексты и переписку, когда обращаются с такими просьбами).
И так, это названия стихов и далее тексты отредактированные и переписанные мной:
Пусть дольше поживёт
Мой нежный, мой ласковый
Деревья
И от Карпат до Колымы
Лизонька Тараканова
Массаж
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
...пусть дольше поживёт
Она помашет снова из окошка,
благословляя все пути, меня.
Прочнее нет защиты, чем ладошка
от суеты сжигающего дня.
Я повернусь и помашу ответно,
поймав улыбку губ её и глаз.
И скрою, что сдала она заметно
со встречи нашей с нею
в прошлый раз.
Вбираю её каждое движенье,
и замедляя шаг, не тороплюсь,
запоминаю каждое мгновенье,
как будто что-то упустить боюсь.
Не тороплюсь укрыться в переходе
меж двух домов
(хоть по часам – спешу).
Прощаться на виду у всех не в моде,
мне безразлична мода – я машу.
Я ухожу. Куда?.. Совсем не важно.
Скрываясь с глаз,
невольно повернусь,
когда в провалах
стен многоэтажных
вдруг вспыхнет свет
прерывистый, как пульс.
Благословляет мама на дорожку –
ничто мне столько сил не придаёт,
как мамина улыбка, взмах ладошкой...
И я молюсь:
«Пусть дольше поживёт».
***
Мой нежный, мой...
(по стих-ю Евгения Ратлера)
В первых чувствах неопытен,
голоден, полунезряч,
начитавшись романов,
в душе пробираясь наощупь,
ты глядишь на меня и твой взгляд
восхищённо-щеняч;
в сердце брезжит любовь,
нарастая безудержной дрожью.
Перепутав стихи и реальность,
ты в чувства, как в плоть,
погружаешь клыки, наслаждаясь
безумным блаженством...
Познавай этот вкус,
причащайся,
ликуй,
сумасбродь,
чтоб всегда твоё тело
о запахе помнило женском...
Скоро ты повзрослеешь
и гибельней станешь, мой зверь,
и твой взгляд и повадки
губительней будут, опасней.
Но пока полузряч, на погибель
для многих взрослей,
в моё тело вжимаясь сильней...
Приручаю напрасно.
Нас с тобою связала
незримая тонкая нить
в этом мире, где вечность
не дольше короткого мига,
где нет чёткости граней
меж смертью и хочется жить,
где сплетаются судьбы,
как шеи влюблённых фламинго.
Опускается ночь
и перо окунается в тушь,
изменяемся мы,
обрастая звериною сутью,
воскресая в мистерии диких
ликующих душ,
ощущая величье пространства
ноздрями и грудью...
Сотрясается грозно земля
от бегущих копыт,
и фламинго взлетают испуганно
в розовый воздух.
Ты неопытным был,
но «неопыт» тобою забыт...
Страх звериный в груди,
(только в чьей)?
Нет спасения.
Поздно.
Ты настигнешь меня,
в мешанине немыслимой тел,
мы сойдёмся с тобою в горячей
неистовой схватке.
И расслышу в агонии:
«Только тебя я хотел»,
в миг когда опрокинусь безвольно
на обе лопатки.
***
Деревья
(по стихотворению Евгения Ратлера)
Март на излёте, а не скажешь,
местами снег, такой дубарь
до одури, пока не вмажешь
чифирь – законный свой стопарь.
А нам на плац...
На перекличку?
За площадью стоит «Камаз»...
Мы строимся все по привычке,
и ветер продувает нас.
Ни переклички, ни приказа,
лопаты выдали – копать.
(Опять какой-нибудь заразе
участок нужно испахать).
И злая шуточка взлетела:
«Могилы, что ль кому нужны?»
...чтоб не сидели мы без дела
на иждивении страны?»
– Кто говорливый? Шаг из строя!
Молчать, пока я говорю!
Все до обеда лунки роем,
чтоб жили здесь вы, как в раю.
В «Камазе» саженцы, ребята,
сегодня нужно посадить...
А ну-ка ша!.. И чтоб без мата!
Корреспондент будет ходить...
Корреспондент – лет девятнадцать,
на шпильках, шубка... Бог ты мой!
С такой не фотки нужно клацать...
кто-т юморнул. Но шикнул строй.
Копали все без разговоров,
лишь поднимался кверху пар,
косясь мельком на фотокора...
ЗК садили в зоне парк.
Берёзки, саженцы осины,
сирени, яблоньки, сосна...
Как весточки большой России;
Того, что близится весна.
И лица многих посветлели
от этих праведных трудов,
сейчас бы судьи поглядели
на уркаганов и воров...
Садили саженцы с заботой,
забыв про холод и понты.
А «кум», следя за их работой,
корреспонденту плёл финты.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Опять весна, цветут деревья,
закончен срок, мне выходить
на волю завтра. Я не верю...
На воле разучился жить.
Нет ни родни давно, ни дома,
никто не ждёт приход сынка,
в ушах звенит, что дом наш зона,
и путь один – опять в ЗК...
Я вышел в парк – сирень, берёзы,
дубы и клёны, сосен ряд,
и подкатили к горлу слёзы
(сентиментальный, говорят).
Прошло шесть лет... Моя осина
давно меня обогнала.
Прощаюсь перед ней, повинный...
Душа, как будто умерла...
«В неволе ты не по закону.
Не свидимся, учтён урок.
На волю я, тебе доскону
на зоне отбывать мой срок.
Ласкает милая сестрица,
шумит: «Прощай мой друг, прощай».
Над головою вьются птицы...
Кому – неволя, кому – рай.
А в горле ком, и сводит скулы
от расставанья. Ты прости,
меня осинка за посулы...
На радость новеньким расти.
Прощайте, милые деревья,
и кореша... Пока. Пока...
Я к трассе шёл, чтя суеверье
не обернуться... Но тоска
превыше сил. Я оглянулся
и еле завершил глоток –
над зоной шёлковый взметнулся
осинки девичий платок.
***
И от Карпат до Колымы
(по стих-ю Евгения Ратлера)
Колёса отбивают ритм по рельсам
из отличной стали,
летят вагоны над землёй
по нити зимней магистрали.
«Теплушки» мёрзлые насквозь,
с людьми. Ни песен и ни смеха.
Зэка везут со всей страны
в объятья ледяного цеха.
И от Карпат до Колымы
хрипит гудок: «Вам здесь не место».
«Враги народа» все твердят
детишки в школах повсеместно.
И как круги, как эха гул,
клеймят, и не отмыть вовеки
тавро сибирскою водой.
И не отмоют крови реки...
Вглядись в их лица. Ну, вглядись!..
Что видишь... Номера? И только?..
Хмельная верила страна,
словам произнесённым Горьким...
Страна смеялась над кино-
комедиею «Волга-Волга»,
хлебнув «грузинское вино»,
и отрезвляясь долго-долго.
Их – за флажки. «Фотопортрет» –
анфас и профиль, гриф «Секретно».
Их мир привычный шельмовал
пахучей краскою газетной.
«Даётся жизнь нам только раз...» –
заучивают дети строки,
а те – в «теплушках» назубок
заучивают номер, сроки.
Звучит так гордо – Человек.
Поэт сказал, мол, крепче стали,
что гвозди б делать из таких...
И делал их товарищ Сталин.
И крепче не было гвоздей –
хоть в мерзлоту вбей,
хоть в болото,
они надёжней толстых свай.
А что живые, так кого-то
волнует жизнь политзэка?..
Что мрут?.. Туда им и дорога.
Что «Слава Сталину» хрипят
пред смертью, а не славят Бога.
Ведь от Карпат до Колымы
растёт страна за пятилетки:
дороги, фабрики, дома...
И цифрами пестрят газетки...
Но нет ни слова в них о том,
что на костях Зека постройки:
дороги, фабрики, дома... приговорённых к сроку «тройкой».
И люди верили в страну,
что подымалась из разора,
Пускай ценою Воркуты,
пускай ценою Беломора.
И люди верили всему,
и пели про стальные птицы,
Иосифа беря в углы,
с газетной вырезав страницы...
Колёса отбивают ритм
по рельсам из отличной стали,
летят вагоны над землёй
по нити зимней магистрали.
***
Лизонька Тараканова
(по стихотворению Евгения Ратлера)
Чёрные «бусины» крыс терпеливы,
знают – Нева разойдётся в разливе,
и помещенье затопит волна,
кару сторицей свершая сполна.
И не спасут ни молитва, ни стены
и не отменят царицы указ.
Неумолимо проступят из пены
чёрные дыры внимательных глаз.
Пушек пальба и речное теченье
не оставляют надежд на спасенье.
Где вы, влюблённые прежде в неё –
графы, князья?.. Прохиндеи... Жульё.
Воды всё ближе и в ожесточенье
в клочья рвут берег, как тщету надежд...
Слышится Лизоньке нянюшки пенье,
слёзы текут из-под сомкнутых вежд.
«Спи сладко, ласточка,
пусть сон приснится:
Санкт-Петербурга дворцы,
ты – царица,
платье бордо
на подшивке атласной...»
Молится Лизонька, но...
Всё напрасно.
Рокот Невы беспощаден и ближе,
крысы, спасаясь, по платью бегут,
пенные воды железные лижут
прутья окна, в подземелье текут.
Нет, не спасут ни Орлов, ни Голицын
из каземата. Им страшен царицы
гнев (кабы только измену прознала).
Бедная Лиза пропала... Пропала.
Воды Невы подступают всё ближе.
В платье бордо припадает к стене.
Слышится песнь колыбельная Лизе:
«Спи, моя ласточка, в сладостном сне...».
«Спи сладко, девочка,
пусть тебе снится:
Санкт-Петербург и дворцы,
ты – царица,
платье бордо
на подшивке атласной...»
Молится Лизонька, но...
Всё напрасно.
~~~~~~~~~~*~~~~~~~~~
Белый цветок
из орловской петлицы,
та, что пред ней
не вставали с колен,
сгублена мщением императрицы...
Жизнь – сказка нянюшки,
выдумка,
тлен.
***
Массаж
Мне спалось сегодня плохо очень,
не от боли чёртовой в спине,
и не от того, что дождь и осень...
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Коридор больничный бесконечный,
двери справа, номера палат,
запах медикаментов извечный
въевшийся в застиранный халат.
– Вы к кому?
– Мне в кабинет массажный.
Бестолковый получив ответ,
продолжаю путь.
Ремонтник важный
тянет провода. Да будет свет.
Не туда свернула по подсказке,
дверь толкнула в «Детское» вхожу.
– Вы к кому?..
Мне в душу смотрят глазки.
На массаж...
И слов не нахожу.
Только дети –
«ползунки» и старше,
где же мамы?..
– Женщина вы кто?..
Отказные в отделенье нашем –
«кукушата». Мамы далеко.
Пячусь прочь, но девочка мой палец
обхватила, ткнулась головой:
«Чья, ты мама?»...
К горлу ком... Румянец.
И разверзлось небо надо мной.
Не сужу я и, не осуждаю,
тех – «кукушек», бросивших детей,
ничего о жизни ведь не знаю
и о судьбах горе-матерей...
Пеленаю чьих-то крошек-дочек
и сыночков, няне не успеть.
И шепчу: «Мой сладенький цветочек,
скоро ты научишься терпеть»...
Льнут ко мне,
надеясь на взаимность,
и лепечут, каждый взгляд ловя.
Позабыла о массаже, боли
(может ночью пожалею я,
о внезапно выпавшей мне роли –
«мамой» стала чьей-то на полдня».
Врач вошла и горькая улыбка
проскользнула по лицу её.
Осознала – я здесь по ошибке,
мне простив вторжение моё...
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Мне спалось сегодня плохо очень,
не от боли схлынувшей уже,
и не от того, что дождь и осень,
а от лиц на «Детском» этаже.
***
Игуменья Чудского
(по рассказу
Евгения Ратлера (скайп))
Пепелище и смрад.
Ни креста, ни ворот,
монастырь осквернён
и разрушен...
Боже их вразуми...
Шёл семнадцатый год,
белым снегом погром
весь притрушен.
На распятье дыра –
был расстрелян Христос,
не промазал, взяв
в руки «Беррету»
опьянённый свободой
какой-то матрос,
восклицая: «Религии нету»!
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Третьи сутки морозно,
метёт и метёт,
монастырь у реки, как калека,
хочет жажду унять,
но лежит уже лёд...
Никого. Или тень человека?..
Она пробует прорубь
клюкою пробить,
тщетно – старость в трудах
не подмога,
но она продолжает
с упорством долбить,
уповая на Господа Бога...
Уповая на веру,
себя, и сестёр –
тех расстрелянных
и вознесённых,
на иконы, что с гиком
кидала в костёр,
солдатня,
на святых осквернённых.
Шёл семнадцатый год,
лютовала зима,
лютовала страна –
брат на брата.
Будто разом лишилось
полсвета ума
по Декрету РевСовНаркомата.
Что, игуменья, силы
давно уж не те,
лёд крепчает,
к воде не пробиться?..
Она долбит и долбит
(вся вера в Христе:
«Он поможет,
усердно б молиться»).
Собирает осколочки
ломкого льда
все в суму, как святую водицу.
Приговаривая: «Ах, беда-то, беда,
нет воды, так
и лёд пригодится»...
Выл декабрь, как волк,
как предвестник беды
(сколь их выпало нынче на плечи).
Шла игуменья к хатам
и вместо воды
раздавала осколки и речи:
«Вы крепитесь и веруйте,
это за нас
был распят и расстрелян
сын Божий,
лёд, как души, оттает,
согрейте сейчас
вы друг друга...
Взмолюсь о вас тоже»...
Шёл семнадцатый год.
Ни царя, ни Христа,
и замёрзла под праздник водица.
Плачет старая:
«Мало я льда принесла»...
Но светлели и души, и лица.
~~~~~~~~~~~~~~~
Буду благодарен за любую информацию.