стеклянные брови, ресницы, глаза
разрезали плиты
и блоки,
и кто-то с небес
что-то хочет сказать
про жизнь, про любовь,
про пороки.
и нечего думать, и не о чем петь
и мысли зашиты,
и губы.
осталось лишь здесь
догнивать и чернеть,
как все остальные трупы
темнеет. и поле теперь -
визави,
с тоской говорит невербально.
а тучи в засохшей,
кипучей крови -
душевной и артериальной.
молчание. глушь
разъедает бока,
укутавшись в гобелены.
и кто-то смеётся до слез
свысока
и жаждет выдавливать вены.