Как она, так не может никто — ни любить, ни страдать, ни молиться.
По касательной, редко внахлёст, но всегда как священный полёт...
Там её окружают в пути, в танце памяти светлые лица.
И уходит, уходит в любовь без оглядки её звездолёт.
До крови пусть прокусаны в ночь её тонкие, сладкие губы.
И в миндаль зачарованных глаз вновь не сахар попал, а туман.
Сладкий грех разделить с ней хотят до смертельной пагубы,
И упасть, как с высокой скалы, в этот чудный, медовый обман.
От невидимых тонких эмоций невозможно уже защититься.
Ведь она их рассыпит небрежно, будто случай всё это предрёк.
В эти сети желают попасть, чтобы в штопор эмоций свалиться.
Но идёт и идёт по пятам бывшей жизнью ужаленный рок.
По золе, по камням, над обрывом, иль в райских равнинах.
По зелёной пушистой траве, иль по острым, как бритва, мирам.
Плоть везут, как богемный хрусталь, в дорогих лимузинах.
А душа убегает домой в поднебесный, молитвенный храм.
Что же надобно ей обрести, чтоб судьба ей смогла поклониться?
Но кому-то покажется — чушь... жизнь как полная чаша её.
Все рогатки, барьеры — внутри...маски душат, дежурные лица.
Память — боль предыдущих времён забывает чьё это жнивье.
Но я верю в счастливый конец, ведь не зря же даются магниты
Её чудных, волнительных глаз и, как бархат, пленительных строк.
Где-то стонет подранком душа, слава Богу, она не убита.
И желающих не сократить, с ней пройти незабвенный урок.