Едва ли нам есть на что, но давай поспорим,
Что через пару десятков лет в пыльной аудитории
Какого-то Йельского или Токийского универа
На последней парте похожий на Гулливера
Среди исполинских лип и яростных великанов
Сидеть будет мальчик, пишущий беспрестанно
Совсем на другом языке другие по звуку рифмы.
Про то, что любовная лодка разбилась опять о рифы.
И солнечный луч точно также оближет его затылок,
В котором засядет прочно её «извини, остыла».
Он будет в меня — угловатым, бледным и истеричным,
Он унаследует все мои мании и о личном
Как о покойниках будет либо молчать, либо преувеличивать.
Мой ласковый сын, переводчик на волчий с птичьего.
Он повстречает почти тебя и вовсю напорется -
Станет жгучим, яростным и напористым.
И «вторая ты» отомстит моей юной копии
За мои все ухмылки — ужимки, мечи и копья.
Так что ты погоди для отместки искать орудие -
Дай свершиться Всемирному Правосудию.