Друзья, с кем мы пили и пели четверть века назад,
пели и веселели…
…Те, кто остался жив, после водки вдруг стали впадать в агрессию.
Те, кто остался жив – после ГКЧП, ельцинской демократии, горбачевской перестройки,
после войн – Афганистан, Чечня, Украина,
после ночей самоедства – невыносимо длинных,
длиннее короткой жизни – бессонных ночей.
Их женщины в доме не гасят свечей – словно ждут, когда их весёлые, добрые парни вернутся домой…
«Вернулся – но словно другой, не мой. Придёт ли в себя? Я так верю, надеюсь увидеть (…Пашку, Женю, Юру..) прежним»
А он сидит рядом – тот-да-не-тот.
Тот – не придёт. И в себя не придёт.
И страшны их глаза, смотрящие внутрь и назад.
И как не увещевай их смотреть вперёд,
груз памяти тащит в прошлое – он сильнее.
…Мне с ними страшно сидеть за одним столом.
Они от пустяшных шуток теряют контроль и звереют…
Им нельзя пить. Но от ласкового «Не пей»
они стекленеют, они бьют по столу кулаком и приказывают: «Налей»
голосом, не терпящим возражений.
И жёны их устают и уходят, уже не плача,
кутая в ночь несовершеннолетних детей.
А у кого дети выросли – вот удача! – уходят к ним,
от бессилья и страха прячась,
и, не прощаясь с живыми – навек прощаются…
Вот что ты с нами наделало, государство,
вот что наделало!...
С войн не возвращаются… не возвращаются…