.
данные публикации осуществляются в рамках проведения
Литературных практик: http://www.stihi.ru/2018/12/18/2461
Юрий Серебрянский
========== ======== ================ = = = ====
Землетрясение ходит по комнате,
ищет меня за проказы.
Папа думает: оно ищет его
за проституток,
мама думает: ищет ее за любовницу.
Землетрясение думает:
ух ты, какая звонкая люстра!
========== ======== ================ = = = ==== BROTHERS IN ARMS
Мне кажется, я проснусь, если кто-то станет колдовать травинкой
над моим лицом, обязательно проснусь, чтобы
выключить титры «Меланхолии»,
перевернусь на другой бок, когда он увезет ее после свадьбы,
успею открыть глаза за минуту до самой беды и сделать все,
что обязан.
Притворюсь рядом спящим, когда тебе захочется побыть одной,
сползая в замершей машине, все равно буду видеть оркестр,
я всегда просыпаюсь быстрее будильника,
эта странная привычка не перестанет преследовать меня.
========== ======== ================ = = = ==== СИНАГОГА ПАСТЕРНАКА
Я живу далеко,
и не своею жизнью.
В каждой комнате здесь
не более стула.
Диктовать слова, закрывая глаза,
рисовать глаза, закрывая слова,
зарисовывая глаза.
Под ночное шуршание
по холодному полу,
дребезжание проезжающих стекол.
Вот такая вот синагога.
Понемногу пью.
Много.
========== ======== ================ = = = ====
На дальней станции с ума сойду
учителем химии.
Недостаток реактивов и для опытов тоже.
От гипотетической возможности
публикации в «Новом мире» и вывода
о количестве сторон света,
коих оказывается четыре.
Не знаю даже, чего в них больше,
любви или жалости.
Доброе слово и кошке приятно –
говорит актриса Доронина.
Каждая вторая – Дарёнка.
Каждый – дед Кокованя – спрятанное
красное знамя.
Зачем в городе пять лет учился на еврея?
Все ж и так понятно.
========== ======== ================ = = = ====
Из строчки «А» в строчку «Б» ехали гласные налегке.
Момент, который Айги называл полусном,
когда ребенок просит рассказать сказку,
но думает уже о своём.
Использовали раньше исключительно для молитвы,
но электричество отменило это табу.
Слово из шести букв.
========== ======== ================ = = = ==== БУДДА. СТИХОТВОРЕНИЕ
В полдень такого-то года, обманув завернувшуюся в сари мать,
занятого государственными делами отца,
юный Будда покинул пределы
фешенебельного дворца.
Мир с летящими над головой облаками,
низкой жилистой пахнущей диким травой,
и дорогой, вытоптанной скакунами,
и тропинкой,
засыпанной прилипшим к подошвам,
принесенным из Вавилона песком.
Город, с его настороженными лицами
погонщиков яков,
с настороженными мордами
вьючный животных,
прилепившийся глиняными домами к скале.
Никаких особенных судьбоносных знаков.
Нищий старик – был первым, кто заговорил с Буддой,
а Будда был первым, кто заговорил в этот день с этим нищим стариком.
- Мужик, дай трешник, надо опохмелиться. Помоги, брат.
Будда (удивленно хлопает бархатными большими глазами)
Лезет в карманы обеими руками,
(Карманы на тоге во все времена могли позволить себе только боги)
Из карманов вываливаются неуместные розовые лепестки,
никаких денег.
Да и какие деньги?
Какие могут быть деньги у принца?
- Так не дашь трешку? Нищий с жалостью смотрит на лепестки,
(Будда в этот момент не знает, как бы ему уйти)
- Пойдем, может, выпьем, я знаю, где и так в Тибете нальют.
- Что мы выпьем?
- Выпьем что надо!
- Я не жажду.
- Ты мало еще пожил.
- Я хотел бы знать, чего от меня тебе надо?
- Так, трешку – ж, я у тебя попросил.
- Разве воду можно купить за деньги? Разве мало ее в реке бежит?
- Ты давай, на сухую в мозги не лезь мне,
выпью, вывалю тебе весь свой алфавит.
- Ладно, че там, дело конечно, твое, оставайся, а мне пора в забытьё.
Будда посмотрел ему вслед внимательно.
Из-за угла дома номер пятнадцать выглядывало лицо любопытного юноши,
наблюдающего за Буддой:
глядит как будто наносит мазки,
и его интересует профиль,
и особенно эти выпавшие лепестки.
Будда спрашивает туда, за угол
- кто ты, выйди, пожалуйста, из-за угла.
Выходит юноша одних с ним лет,
Прилично обут, хорошо одет,
Говорит, улыбаясь – «привет - привет!»
И над ними бегут облака дирижабельными тенями.
Будда впервые делает свой знаменитый жест, неосознанно пока,
«Всем – стоп!», но сейчас это означает - тоже, привет. (устар.Тибет.)
- Кто ты, и почему прячешься от меня за углом?
- Я больной, изгнанник даже среди больных.
- В чем же твоя болезнь?
- У меня обнаружено Э.Т.О., токсины убивают мой мозг, клетки тела,
превращают тело в клетку.
- Помню, в детстве мой отец говорил – девяносто процентов жителей страны Суринам больны Э.Т.И.М. Вероятность того, что даже президент Суринама болен – девяносто процентов, и об этом думают все, пожимая ему руку, глядя на свежий утренний бритвенный промах.
- Счастливцы – они живут каждый день, как последний!
«Надо бы это запомнить» - мелькнуло в голове у Будды – «это вот точно нужно запомнить».
Он рассеяно пожал юноше руку.
А тем временем в город входил еще один человек, но еще не входил, остановился у входа, взглянув, в водоем. В его глади отразилась оранжевая тога, лысая голова, посох.
Водоем почти выпит жителями, наполовину высох.
Думал странник – «скоро будет беда».
Будда вышел из этого города.
Подозрительные лица погонщиков яков переключились друг надруга.
Наступал холодный ветреный полдень.
Яки ужались до лам.
- Кто ты, и почему прячешься от меня на берегу водоема? – Будда решил, что если уж говорить – то говорить зацикленными фразами, которые в будущем пригодятся, став мантрами.
- Я не прячусь, Будда, я думаю о воде, в отсутствие целей приходится думать и не о такой еще ерунде.
- Извини, я – буддийский монах, (но я ведь имею право и не представляться, или представиться уже после просьбы)
- Что же ты проповедуешь, простой человек?
- Да, откровенно говоря, пока по мелочи, да и самому надоело, откровенно говоря, копаться в нюансах этой глупой войны – мелких демонов, людей, обезьян.
Не хватает нам чего-то! Главного не достает. Понимаешь?
- Я подумаю над этим,- Будда не попрощался, и руки ему не пожал, он тогда еще не решил, кому можно к монахам своим прикасаться, а кому – нет.
Монах пошел в направлении города.
Оглянулся.
Наконец, побежал.
В трех километрах (меры длин адаптированы)
Будда встречает конвой – двое воинов, совсем еще мальчиков,
ведут каторжанина в драной тельняшке и кандалах.
Будда уже обладал некоторыми зачатками дара познания,
уже ему было, что это пленный русский моряк
из защитников Порт – Артура,
и его расстреляют,
он увидел, как падает в яму его фигура.
Будда делает свой известный жест (но уже осознанно)
останавливая конвой.
Кандалы звякают и замирают.
Охранники устраиваются под деревом.
Весело отдыхают.
Будда достает из кармана четырнадцать пожуханных лепестков,осыпает себя,
в руке у него появляется образ Будды, потемневший от времени,
высеченном на зеленом камне.
Моряк ему крестится, кланяясь, трижды.
Кандалы звякают. Воины оборачиваются, встают.
Будда в третий раз делает свой, ставший уже канонической вредной привычкой, жест.
«Мол, сидите, сидите, воины, все в порядке».
- Что это ты крестишься на мой образок, моряк?
- Это еще что. Вот наш батюшка в церкви при ИЯФе рассказывал:
Елена Александровна ездила в Таиланд по путевке, и там ей монах повязал ленточку, она ему руку поцеловала. Через месяц на месте ленточки начался рак, а еще через два ее не стало, так что бывает еще и не так.
Моряк правую руку поднял (читай – воздел) и протягивает Будде маленькую картонную иконку.
- Вот, возьми, это тебе Святой Иоанн Шанхайский, покровитель всех путешествующих, (и еще тех, кто в совершенстве знает китайский).
Твой путь, я вижу, долог.
Будда тоже посмотрел, сощурившись, и увидел аскезу и баньян и перевел взгляд обратно, на моряка.
Сейчас я тебе спляшу танец, называется он «Яблочко», подержи,пожалуйста, мои кандалы.
Сплясал. Истово. То поза лотоса, то руку под голову, то позалотоса, то руку под голову.
И были в танце предзнаменование и гармонь.
Говорилось, что станет Будда учителем учителей, но сначала учеником учеников.
И еще, отдышавшись, моряк добавил:
- Появится в конце один фрайерок, которого будут звать Иуда, или как-нибудь по-вашему, может быть Йюдда.
- Окажется он или грибником (и предложит тебе грибов),
или мужеложцем (и предложит тебя поцеловать)
Тьфу, гадость, твою душу мать.
По киношным правилам должен начаться дождь,
и действительно, стало видно, как вдали ливень идет полосой,
где-то там, за просевшей могучей седой горой.
Слышен гром.
Генрих Сапгир
========== ======== ================ = = = ==== ВИНОВАТАЯ ЛАМПА
лампочка светилась тускло и мигала
как заяц в ночном небе
и вообще это была не лампочка а мышь
которая испуганно бегала по столу
не зная куда деваться -
и постоянно мигала
вдруг - огненный прочерк -
метнулась со стола
вот нахалка! она сидела на краю
нет не светилась - просто мигала
скрестив свои узкие ноги
покачивая ими
тогда я ударил женщину
этой медной лампой наотмашь
... лежала между столом и диваном
опрокинутая настольная лампа
с разбитым затылком -
и все-таки светилась
но тускло и мигала
========== ======== ================ = = = ==== БОЛЬ
это она всегда понимала хорошо: нельзя причинять
боль другому
"нельзя причинять боль другому? другому это хорошо"
/нельзя другому причинять — боль/
"боль — это хорошо, это другому"
/боль понимала хорошо: нельзя/
она не понимала: "боль нельзя"
/боль — это всегда нельзя/
она всегда понимала: причинять боль — это хорошо,
это другому нельзя
она хорошо понимала: боль — это всегда хорошо,
но всегда причинять нельзя
========== ======== ================ = = = ==== РАДИОБРЕД
Лежа, стонет.
Никого нет.
Лишь на стенке черный рупор.
В нем гремит народный хор.
Дотянулся, дернул шнур!
Вилка тут, розетка там.
Не верит своим
Ушам:
Шум,
Треск,
Лязг металла.
Радио забормотало:
"Последние известия.
Экстренное сообщение!
...На месте
Преступления.
...Большинством голосов.
...Градусов
Мороза.
...Угроза
Атомного нападения
Эпидемия...
Война...
Норма перевыполнена!"
Снова хор. На фоне хора
Соло авиамотора.
Рев
Реактивной авиации.
Взрыв
Оваций!
Больной глядит остекленело.
Рука
Судорожно сжала одеяло.
Из дверей – издалека
Показался некто.
– Доктор!
– Надо
– У меня проверить гайки.
Диктор:
"Лунная соната.
Исполняется на балалайке".
========== ======== ================ = = = ==== ЭТЮДЫ
5. Художник
все они с помойными ведрами
подгоревшими котлетами
развешанными пеленками на кухне
очередью в ванную
велосипедами над головой
и горами чемоданов в коридоре
ссорами и доносами
драками и примирениями
праздниками
алкоголиком-соседом спящим на лестнице
ввалились в его творчество
и стали требовать себе бессмертия!..
потом они путешествовали по всему миру
из Нью-Йорка в Париж
из Парижа в Берлин
со своими помойными ведрами
подгоревшими котлетами
и алкоголиком-соседом
это был успех
а потом они вернулись домой
и хотели сойти с холстов и страниц -
ан! место занято -
другая пошлость и новая нищета
6. Аукцион
аукционист был в ударе
бил молотком с размаха по вазе -
сыпался синий Китай -
черепки продавал с барышом
вышибив венецианские окна
весь музей пустил с молотка
директора -
предварительно выбив ему зубы
музейных девушек -
разорвав на них платья
чтобы арабы лицезрели их прелести
крыс -
белобрысому аспиранту из Гамельна
он обливался потом и хохотал
вот-вот хватит удар
выбивал молоточком стаккато
и продавал
продавал в самозабвении!
с каждым ударом молотка
выворачивал себя наизнанку
продал печень
почки
сердце
мозги -
и уже выпотрошенная оболочка
гудела как барабан
продавала свой трепет и звон -
и покупали
========== ======== ================ = = = ==== РАЗГОВОРЫ НА УЛИЦЕ
Жена моя и теща
Совсем сошли с ума
Представь себе
Сама
Своих двоих детей
Нет главное – коробка скоростей
У нее такие груди
На работе мы не люди
Она мне говорит
А я в ответ
Она не отстает
Я – нет и нет
Оттого что повар и
Перепродает товары
Еще увижу с ним – убью
Мать
Твою
Уважаю, но отказываюсь понимать
Да что тут понимать
Сделала аборт
В ресторане накачался
Не явился на концерт
У бухгалтера инфаркт
Присудили десять лет
Смотрят а уж он скончался
Я и сам люблю балет.
========== ======== ================ = = = ==== ПРОИСШЕСТВИЕ
вдруг
стоявший на горке автобус
без водителя
бесшумно поехал вниз - по Мичурина
никто и опомниться не успел
зацепил по живому акацию
снес ползабора
и въехал к соседям -
завяз в грядке огурцов
нависая над голенькой
двухлетней Верой
которая бесстрашно
уставилась снизу вверх
на отражение неба и зелени
в выпуклом темном стекле
(мать бросилась ее подхватить -
до сих пор трясутся руки)
но разве мы не увидели
в плане возможного
вдавленное в грядку тельце
- Даша! Даша! -
закричала другая мать
"Господи! сбило
лежит вся в бинтах под капельницей"
- мама я здесь -
Даша открыла калитку в воротах
когда виновника переполоха
вытянули тросом
я нашел на взрытой земле
раздавленную стрекозу
пестрое крылышко
и увидел в небе как в зеркале
другие полуденные коктебели
где кровью и болью
страданием и ужасом
мертвыми детьми и стрекозами
отразилось это событие
- слава Богу все обошлось! -
прижимая девочку к груди
повторяла хозяйка
но знаю в плане возможного
в тонких слоях бытия
еще едет и рушится
громоздкий автобус
в сад -
бесчисленное количество раз
(отражение неба и зелени
сыплется тонким стеклом)
свилеватая ткань дерева
руки бедра
раздирается на волокна
пронзительные женские крики -
не обошлось
Шамшад Абдуллаев
========== ======== ================ = = = ====
П. П. Пазолини
Когда тебе четырнадцать или пятнадцать,
кто-то непременно входит в твою судьбу, не похожий на братьев твоих,
соучеников или товарищей по улице. Он старше тебя и потому
не испытывает к тебе враждебности. Самое
захватывающее то, что он вовсе не ищет в тебе недостатков –
это трогает. Открытие первой встречи, залитой солнцем.
Затем –
мурашки по коже от его беспричинной и веской заботливости...
Край проезжей дороги. Окна, тронутые пылью городских окраин.
Ветер раскачивает зелень непрерывно, и непрерывность
остается здесь надолго, словно клочок этой местности.
О своем ничтожестве узнаешь постепенно – сам.
И не дай бог рассказать об этом знакомстве друзьям:
голос переменится, словно тебя ударило током, и отпустило,
и кажется, что твое "я" существует сейчас где-то вовне,
и ты не в силах вобрать его – опять – в себя,
пока не утихнет волнение. Стыдно,
когда голос твой становится чужим, настолько чужим,
что даже то, о чем ты настойчиво думаешь,
может оказаться чем-то иным,
к восприятию которого не готовы твои сверстники,
чьи лица меняют выражения, если
медленно отдаляться от них, оборачиваясь
к ним то и дело, среди пустынной улицы.
========== ======== ================ = = = ==== ДЖЕК КЕРУАК
Погасить лампу и яркие слова.
Ваза глядит в упор на собственное дно.
У изножья взблескивает джаз,
прокладывая щель
между твоим сознанием и музыкой.
Опиум-смерть, словно оползень,
катится в кровь.
Дервиш, дервиш, ты бродил по дороге,
вплетенной в твои расхристанные сандалии.
Сгущается знойное лето – не только оно
тебя погубило. Дорога. Кафе, где звучит
Майлс Девис. Удушливый пот стекает со лба
белокурого саксофониста. Из единственной
зеркальной рамы силуэты танцующих пар
вытесняют плавно друг друга, но никто
не вытеснит эту плавность. Темнокожий
пианист закончил игру,
невольно выкрикнув дважды, словно это число
само завершило музыку. Потом –
бессонная ночь. На рассвете дорога пустынна,
безлюдна, хотя
десятки юных бродяг в это время
шагают повсюду. Все тот же маршрут.
========== ======== ================ = = = ====
Юсуфу Караеву
Река для беглых, торопливых взглядов —
медлительный, звучащий хаос волн. Сюда приносит ветер
собачье бормотанье и клочья старых листьев,
оторванных от ног деревьев
почти бесшумно. Так часто слышен лай под вечер,
что кажется он силуэтом
животного. Поёт ночная птица
в трещине кустарника, и нас волнует не смысл этой песни,
но ясность, более подвижная, чем наша.
Тот смысл, что мы навязываем слову,
становится неуловимым, ускользает. Может,
он создан чьим-нибудь поступком и вместе с ним исчез?..
Река, в отличие от слов,
необратимо обрастает далью.
========== ======== ================ = = = ==== ЗАБЫТЫЙ ФИЛЬМ ДВАДЦАТЫХ ГОДОВ
В довершение ко всему, летнее пламя. Ни дерева, ни дощатого навеса:
только белая стена, залитая огнем, – под нею дуреет
желтый, худосочный кот (он казался бы мертвым,
если б не пугающая обдуманность его позы). Какая
пустынная округа, пронизанная солнцем! Возможно,
опасная пустынность? На пыльной,
неверной поверхности земли, на глянцевитых камешках,
на известковых приступках стены
солнце расплавило насекомых – везде по-разному.
Трое юнцов, словно фигуры из другой картины,
появляются справа. Не их ли мы ждали? Несмотря
на жесткость их поступи, они вряд ли оставят
царапины на трогательной хрупкости
захватанной пленки. Несчастная пленка. Однако
ничто не лопнет, не разорвется: мир существует,
пока что-то движет юнцами, и они движут нами,
когда мы следим, как они бредут, пересекая
пейзаж и озираясь изредка. Они безразличны
к ландшафту, к следам запустения – словно
лишь безразличие может
сохранить их достоинство. Хотел бы я иметь
их спокойную пристальность и серые
францисканские сандалии. Так ли существенно,
что это – "Местность близ реки Арно", как гласит
надпись над верхней тесемкой немого кадра?
Куда важнее, что теперь
мы учимся видеть вне нас, где необретенное уже утрачено.
========== ======== ================ = = = ==== НАТЮРМОРТ
Как летучая мышь – пучок холодного света брызнул
над пшенично-яркой скатертью, мимо глаз, прямо
в зеркальный круг, в котором застрял циферблат,
но блик трясся под ним, снижая
зрительный центр в серый провал,
где чуть колыхалось в безветрии облако,
сверху срезанное ровно, будто лезвием, оконной планкой.
Я знаю это чувство длящейся неподвижности.
Пасмурный вечер тянулся так,
как если бы мужчина мучил женщину,
не прикасаясь к ней; всё тонет
в сладостном безразличии. Время течёт
медленнее, чем... Даже
слышно, как мы дышим в интервалах между
хлопаньем дверей и петушиных крыльев. Исчезнуть, прыгнуть,
чья-то обувь гниёт на краю Этны.
========== ======== ================ = = = ==== КОНЕЦ НЕДЕЛИ: ПРОГУЛКИ С ДРУГОМ
И вышли на бугристую площадь – такую широкую,
что заметней проделанный путь, но обшарпанный сгиб
забора с едко-зеленым, мшистым покровом
и грязный ветродуй, из тупика
нагнавший нас, как всегда, со спины,
заглушили эпический декор, словно Париж,
увиденный впервые глазами Руссо
в жирной, кудахтающей серости.
Спрессованный ползучей пылью и побегами косматых кустов
дешевый простор – именно здесь.
Замедляем шаг, зараженные тишиной. И всюду
дышит Оно. Что-то.
Легкая длительность, солнце пылает, жуки
смещаются тяжело, как хмурые пилигримы, по стерне
и – всякий раз внезапно – обнажают бледные,
бледно-розовые крылышки, срываясь в полет.
Думаешь, мы спасемся, вот так
постоянно держась на весу, как "они". Я сыт
по горло этой притворной обыденностью летнего пространства.
Мы лежим, раскинув руки, на протоптанном поле – два крестика
с птичьей высоты; я щупаю молодую тростинку,
цепляя ногтем ускользающую ломкость; а ты
читаешь, как умирал (умирает) Рембо:
слова, подсказанные болью, – "аллах карим",
но ангел уже на подхвате (в каждый
воскресный день).
========== ======== ================ = = = ==== ЛЕТО: ЧТЕНИЕ
Теперь не уснуть; и солнечная пыль собирается над
смуглой кожей; так
братья целуют умершего отца
в холодный лоб: первый, второй. Стон чаек, дыхание,
пурпурный камень. Все просто –
собака пьет воду из миски, и муха, будто
святой дух, не видит стекла;
открыта на улицу дверь –
сноп света пожирает горькую, серо-серую стену,
утверждая: днесь. И внизу,
под верандой, читается крокус, руины, искра ненужных вещуний.
В книге озерный окоем –
там Вордсворт жил, и ты поешь:
"каждый христианин должен иметь львиное сердце".
Ритм; яркий запах; пес когтит нежную землю.