Дело не ладилось. Не было прочности в стенах.
Ров осыпался. Ворота не слушали цепь.
А вдоль границ, проверяя на крепость пределы,
Враг копошился в желанье крушить и владеть.
Замка хозяин в порыве отчаянной злости
Меч над дрожащим строителем грозно занёс.
Тот прокричал: «Замок жертв человеческих просит.
Сказывал дед мой, что так с Сотворенья велось».
Ночью владыка, строитель и двое вассалов
Женщину взяли в кольцо у стены крепостной,
Кляпом заткнули ей рот, чтобы молча страдала,
Руки связали и замуровали живой.
Камни, как сталь, известковая кладка сцепляла,
На перекрытьях – бревно без зазора к бревну,
Мост без рывков над заполненным рвом поднимало,
- Видимо, тайная жертва пришлась ко двору.
Плакала дочь семилетняя в ветхой лачуге.
Как она выжила, выросла, нам не узнать.
Но повезло: оказалась средь чёрной прислуги
В замке, вобравшем в себя её бедную мать.
Если б была это сказка, то мать свою дочку
К встрече с наследником юным незримо вела.
Свадьба влюблённых была бы финальною точкой.
И отправной - для эпохи любви и добра.
Если б была это мрачная песня аэдов,
Стены бы склепа пробил ядовитый росток,
О днях последних он дочери скорбно поведал.
После бы в пищу владыки попал его сок.
Если б была колыбельная, если б преданье…
Выжила как-то и так же бесследно ушла.
Умер владыка, не помня порочащей тайны.
Умерли все. Только замок стоит, как скала.