Дед раз пришёл в «Сбербанк» за ЖКХ платить,
К охраннику на входе задал свой вопрос:
– Скажи, милок, куда же здесь итить?
Я первый раз. Тот тычет пальцем в нос:
– Ты кто такой, чтоб кланяться тебе?
Вон сколько окон! Не мешай! Тружусь!
– Ты не серчай, сынок, работай сам себе,
Я выдержкой твоей просто горжусь.
Эт сколько ж сил надо и мужества иметь,
Чтоб день и ночь, лишь, в монитор глядеть!?
Дед отошёл и заплатил оставшуюся медь,
Взял чек, чтоб не вертаться больше впредь.
Вновь он к охраннику: – Ты бы работку подыскал.
– Тебе чего, дед? Заплатил, шагай домой!
Чего тебе тут надо, аксакал?
– Дверь заблокируй, рот и жалюзи прикрой!
– Не понял, – он вспылил… осекшись сел.
Белей бумаги ксерокса, вдруг, стал.
Ствол воронёный в лоб охранника смотрел.
– Два раза повторять?, – платок достал.
– На, вон, утрись, любезный, то вскипел.
Я грабить вас пришёл, не щи хлебать.
Смотри, чтоб я курок случайно не задел.
В миг дырку в лоб сумею! – Ладно, бать.
Щелчок раздался, в полной тишине.
Двери закрыты, на окнах жалюзи ползут.
– Спокойно, граждане, здесь шум не нужен мне
И вам, надеюсь, ни к чему весь этот зуд.
Жми, дочка, кнопку. Вызывай наряд.
И руки вверх. Все выходите в холл.
Сейчас полиции отправят к нам отряд,
Чтобы забить в ворота нам прощальный гол.
– Ой, гляньте на него, умора! Ой, не могу, победа!
Ты сбрендил, Лёнь, по старости иль слабости ума?
Старушка миловидная признала вдруг соседа.
– Цыц, баба, не шуткуй! Не посмотрю, что и кума.
– Отец, ты, что творишь?, – Два мужика поднялись к деду.
Тут выстрел грянул в белый потолок.
– Сидеть! Спокойно, выпустят к обеду,
Все живы будем. Дайте только срок.
Малец захныкал: – Дядь, тебя убьют, поверь.
– Меня нельзя убить. Я уж давно Убит.
Я не Кощей, какой – то и не зверь,
Просто я вычеркнут из списков и забыт.
Диспетчер, что за пультом по городу сидит,
Кроссворд закрыл и глянул на табло:
– Опа… Сбербанк на «Богдана» звенит!
В чём дело? Что? Что там произошло?
Какой у нас поближе в том районе экипаж?
Список в руках. – Так. Вот нашёл! 145!
– 145-ый тут. Там, что за блаж?
Сигнализация чудит? Сработала опять.
С сиреной и мигалкой у банка тормозят:
– База ответьте. Двери закрыты. Взлома нет.
– Петрович, странно. Объект под наблюденье взят.
Что экипажу нам сказать в ответ?
– Инструкции забыл? Звони же в банк!
Спроси, что там стряслось! Аврал!
– Где список телефонов? – Вон же бланк!, –
Дежурный на сержанта заорал.
Звонок раздался в кассе: – Возьми, дочка, звонят.
Всё расскажи, как есть, что тут грабёшь.
Заложники с детьми. Переговорщика хотят.
С оружием бандит. И долго проживёшь.
– Тебе не скрыться, дед, не унести от сюда ног, –
Мужик в рубашке тёмной говорит.
– А мне скрываться некуда, сынок,
И пресмыкаться, как – то не привык.
Звонок опять и прерван разговор.
Кассирша смотрит. Это уж ко мне.
Взял трубку дед. В словах его укор,
– Кто ты таков по званию, в чине?
¬ – Майор, Серебряков, переговорщик? ¬ – Классно!
А я полковник, будем говорить.
Там у дверей, в урне пакет. Прочти небезучастно.
Всё сделай, как прошу. И будем долго жить.
Да не балуй! Всё сделаешь, как надо,
До запятой, до точки и ремень,
Чтоб кожа, ждёт тебя награда.
Звезду к звезде дают не каждый день.
Сидит майор, в руках разорванный конверт.
«Что тут за хрень?» И вновь звонит он в банк.
Дед отвечает: – Сделай, как прошу. Совет.
Без глупостей, чтоб не идти вабанк.
Соседка миловидная старушка
Кассирше шепчет: – Знаю их давно.
Он с Верой всю войну прошёл, – ей в ушко, –
Как схоронил пять лет назад, так и на дно.
Ограбили тогда их. Китель взяли.
А орденов, медалей в нём не счесть.
Что воровать у старых? Вот. Прознали.
Ворюги! Ироды! Какая, к чёрту, месть.
Лёнька в милицию тогда и обратился:
«Не до тебя, дед», – был таков ответ.
На десять лет состарился, не брился.
Веры уж нет, никто не даст совет.
Опять звонок: «Сумка стоит за дверью.
Всё, как просили, сложено в пакет».
– Не знаю, почему, майор, тебе я верю.
Дай мне пройти 100 метров, - дед в ответ.
– Даю я слово офицера. Тебя не тронут.
Сам только выйди без ствола и знай,
Что в океане корабли, поверь, не тонут,
Гордо идут ко дну. Отец, прощай.
А в новостях опять стоит ажиотаж,
Захвачен банк с заложниками тут,
Картинка скачет, вот пожарных экипаж.
Онлайн сто камер репортаж ведут.
Дед развернул пакет, что переслали,
Склонился, нежно гладя, над столом:
– Как долго вас искал я ордена, медали,
Китель полковника!, – подкрался к горлу ком.
А через пять минут в холл вышел
Седой полковник, грудь вся в орденах.
От посетителей вздох удивленья слышен,
Гордость и радость, блеск в глазах.
Полковник встал, расцвёл счастливою улыбкой.
– Вы извините, старика, коль, что не так.
Я не со зла, за правдой очень зыбкой.
Все повторили: «Дед держись. Не сгинь за так.»
Полковник чуть поник и слышен холод слов:
– Меня нельзя убить, так как меня уже Убили,
Забрав последнее, что есть у старика.
Забрали Веру. Историю переписав, как кол забили!
Наш день, ради которого мы жили,
Ради него мы проливали кровь свою.
Наш День Победы взяли в раз и отменили!
А по Крещатику фашисты вновь в строю!
Меня ещё Убили, предали, когда украли
Мои награды, как отказались их искать.
Для ветерана это Жизнь в каждой медали!
Теперь они со мной, мы вместе и нас рать!
Спасибо, что послушали меня, – он развернулся.
Сделал шаг к двери. Сердце без сил
Сжалось в груди в комок. Чуть пошатнулся.
Мужчина в миг его под локоть подхватил:
– Держись отец, для нас ещё не поздно.
Эти сто метров надо нам пройти.
Мы все с тобой, – сказал афганец грозно, –
У нас на всех одни военные пути.
– Нет, извини, сынок, то не твои сто метров.
– Как не мои? Мои. Я ж весь Афган прошёл.
В десанте отслужил, сейчас подобен ветру,
Куда не сунься «Нет, не нужен» и пошёл.
Дверь банка тихо распахнулась.
Стоял полковник, рядом с ним солдат.
В тот миг, казалось, солнце улыбнулось.
Два мира встретились из разных дат.
Вдруг «День победы» Лещенко рванулось
Из всех динамиков! Что, повезло! Нашлись!
И солнце ещё шире, ярче улыбнулось,
Когда они с крыльца спустились вниз.
Полковник смотрел гордо. Все застыли.
Из глаз скатилась с горечью слеза,
Губы отсчёт вести чуть не забыли:
– Раз, два, три, четыре. Вдруг, гроза.
Нет. Никогда ещё столь сердцу важных
Для них ста метров не было в пути.
Шли два солдата, два воина отважных!
И с каждым шагом всё трудней идти.
Два человека, познавших вкус победы,
Цену наградам, сохранившим навсегда,
Два поколения, пройдя огонь и беды,
Ведут отсчёт в истории прошедшие года!
– 41, 42, 43, 44, 45 – война, –
Дед тяжелей и тяжелей жмёт руку у афганца.
– Дед, держись! Ты воин! Выполним сполна! –
Он шепчет, – 60, 61, – в предчувствии конца.
Шаги всё медленнее, тише становились.
Афганец обхватил полковника сильней.
Мужские слёзы по щекам на ордена скатились.
– Дед, мы с тобой! Мы сможем! Ну! Смелей!
Дед улыбался и шептал: – 97, 98, как устал, –
С большим трудом сделал последний шаг, –
Сто метров… смог, – с улыбкой он сказал, –
Да, не пройдёт здесь больше враг!
На улице полковник в орденах лежал,
Взгляд неподвижно в небо устремлён.
Рядом афганец на коленях, руку сжал!
Вокруг сто камер. Мир не удивлён.