Луч солнца, как перо в руке держа.
Он на сугробах ей писал: «Люблю! Целую!»
И от волненья, и от холода дрожа.
А ночью вьюга, бабкой старою брюзжа,
Следы признаний заметала подчистУю.
На утро, простынь белая снегов.
Хранила гордое, холодное молчание.
Без поцелуев нарисованных и слов.
И он опять писал, он был писать готов.
Всю жизнь, пока в груди живёт дыхание.
Она же, видя чистый лист полей.
О сердце, столь горячем и далёком .
Среди зимы, в потоке стылых дней,
Забыла. Но Всевышнему видней.
Пришла весна и как-то ненароком.
День тёплый шёл, ладонью вороша.
Снега, что на газонах и обочинах.
Под синим небом марта, не спеша.
Ей вдруг открылись, сердце и душа.
С лучей, так остро чувствами заточенных.
Внезапно закружилась голова.
И сердце ёкнуло, но не обычно, а особо.
То тут, то там, то чётко, то едва.
«Люблю! Целую!» виделись слова.
Оттаявшие росписи сугробов.