Почти погибших устриц тишина
меня отправила пойти купить пшена.
Пшено взросло - и устрицы ожили,
и это говорит о вечной силе.
Я устриц этих в море отпустил
и сам за ними плыл ко дну да плыл:
открылся мир, таинственный и зыбкий -
коньки морские, золотые рыбки...
Дышать мне оказалось под водой
свободнее, чем в Африке родной.
Когда же я во тьме глубоководной
не видел ничего, то звук животный,
похожий на свирели афалин,
на выдержку, с какой молчит марлин,
напомнил мне о небе и о суше -
что, может быть, и там я тоже нужен.
Что делать мне теперь? Напополам
желал бы разорваться я, но там,
где смелость не сумела уродиться,
поэты скажут: "Сердце стало ситцем..."
Отчаявшись в бессветной глубине,
я плыл и плыл, и счастье снилось мне -
о том, что оба мира воедино
вселенская тоска соединила.
Когда же я проснулся за столом,
меня холодным потом обдало:
я всем лицом уснул в своём обеде
и, в пшёнку погружённый, тихо бредил.
Умывшись, протерев глаза рукой,
пошёл гулять над хмурою рекой,
но знать не знал, что дома под подушкой
меня всё ждут несчастные ракушки.
9 января 2019