Что ты, псина, развесила уши?
Мне вот кажется – ты понимаешь,
как живётся среди равнодушия
всем из нас на земле. Всё ты знаешь!
Проще нет ничего той сноровки,
как ходить сквозь друг друга нам – людям.
Даже так, через ушко иголки
чуть труднее продеть верблюда.
Мегаполис, жилые кварталы,
каждый дворик – эстрады подмостки.
Жизнь – театр теней захудалый,
где актёры играют неброско.
Во дворе нашем тихом, как будто,
как на сцене – на детской площадке –
к декорации кем-то забытой
подступил в полночь к ржавой лошадке.
Карусель. Я, скрипя потихоньку,
как верхо́м объезжаю свой дворик.
Мне послушна моя лошадёнка, –
я гарцую вдоль лестниц и горок.
Ты – живая смешная собака:
на́ бок ухо и хвост твой взъерошен.
Слушай, как тебя? Друг человека!
Человеком и я ведь был брошен.
Назову тебя, знаешь как? На́йда.
По всему понимаю – ты сука.
Ты не верь в жизни людям, не надо,
и забудь, что кормил тебя с рук я.
Я сумел ведь однажды поверить
в то, что встретил – казалось – святую.
Чтоб теперь в бездну звёздную вперить
взор потухший, напившись впустую.
Пиво счастье собой подменило.
Все ответы нашлись на дне банки.
И прозревшее сердце заныло, –
боль врачует душевные ранки.
И тебя не веду я к подъезду, –
распрощаемся, где повстречались.
Это, знаешь ли, ровно то место
только днём где мы с милой расстались.
Я отправлюсь в свеченье неона, –
в жизнь привольную в сполохах ночи.
Ты исчезнешь в кварталах района –
в перспективе дорог и обочин.
Ну, давай-ка прощаться, целуясь.
Что ж рычишь ты, оскалившись, На́йда?
Мне б обняться с тобой, не балу́ясь.
Не даёшься? Прощай, раз не надо!