Это произошло в Самаре (тогда - Куйбышеве) в декабрьский субботний день в 1970 году.
Проснулся с температурой порядка 37,5 градусов и недомоганием.
Решительно и быстро решил побороть наступающую болезнь. Таблетки и всякие пилюли отверг сразу, нужны были героические шаги. Ничего не сообщив маме о болезни, взял лыжи и поехал на трамвае на набережную Волги.
Ехать пришлось 30-40 минут.
День был морозный градусов 20, небольшой ветер со снегом.
В выходной день через Волгу на другой берег переходило много лыжников, поэтому на лыжне был не один, это успокаивало. Полтора километров по заснеженному льду прошел без осложнений. Четких планов и регламента похода не было, все пришло в процессе движения и от воодушевленного состояния.
Когда оказался на другом берегу, то понял, что задачу себе поставил дойти до Жигулевских гор, залезть на одну из них и спуститься. Температуру не ощущал. Недомоганий тоже.
Окрыленный сумасбродной авантюрной идеей я ринулся вперед. О возможных негативных ситуацией, которые могли возникнуть старался не думать, точнее была надежда и уверенность, что со всеми препятствиями справлюсь. По молодости хотелось не только читать о приключениях в книжках, но и испытать их на себе, самому попробовать наяву свои силы.
Первые километры дались достаточно легко. В том направление (до Жигулевских гор было 10-15 километров) находил лыжню, лыжи бежали, красота заснеженного леса воодушевляла.
Встречающиеся навстречу лыжники вселяли убежденность, что в лесу не один.
Через два часа я ушел достаточно далеко от Волги.
Когда проложенные лыжни разбежались в разные стороны от моего главного направления к Жигулям, пришлось прокладывать свой путь напролом по снегу. На мое счастье, это удавалось, сугробы очень большие приходилось обходить.
Лес сменился большими заснеженными лугами, замаячили впереди первые горы. Скорость передвижения резко упала. Я взмок, но больше всего неприятность создавал ветер, который превратил мокрую шапочку на голове в ледяной шлем.
Когда мне все же удалось дойти до ближайшей горы, я понял, что сделал много непростительных ошибок: я не взял ни еды; ни воды; ни ножа; ни спичек; ни фонарика.
Но первую цель, что хотел дойти до Жигулей - я достиг, передо мной была невысокая, не крутая по летним меркам, покрытая кустарником и хвойными деревьями гора.
На лыжах подняться на вершину горы было невозможно.
Я снял лыжи - снега, оказалось, по пояс.
Первая попытка забраться на гору закончилось неудачно. Примерно на четверти пути, проламывая заснеженный подъем, я упустил из рук одну лыжу, борясь с кустарником, вставшим на моем пути. Эта лыжа спокойно и без шума скатилась вниз.
Не подумав, воткнул оставшуюся лыжу в снег, стал возвращаться за беглой.
Эта подлая лыжа не просто поехала вниз. Набрав скорость, она скатилась с горы, и уехала еще метров на 50 от начала подъема на открытое место.
Не буду перечислять слова, вырывающиеся из моих оледеневших уст, пока спускался и полз до укатившейся лыжи, потом опять забирался, проваливаясь по пояс, вверх на гору.
Отказаться от попытки залезть на вершину, уже было нельзя - в руках было только одна лыжа, палки и другая лыжа - на четверти пути подъема…
Прошло не меньше часа, пока я забрался на вершину. И хотя высоты горы была не больше 100 метров, весь взмокший, уставший, тогда дал зарок, что альпинизмом больше заниматься не буду и тем более зимой в одиночку, да еще с температурой.
С того места, где я осматривал панораму вокруг меня, города видно не было, смеркалось.
Стало заметно холоднее и ветреней.
Я восторгался зимними видами совсем немного, впереди была дорога назад.
Молодость и авантюризм совершил еще один опрометчивый шаг: я не стал возвращаться старой дорогой.
Мое прекрасное молодое зрение разглядело просеку, спускающуюся с горы.
Не долго думая, на лыжах, я устремился вниз.
Отсутствие лыжни не давало быстро ехать, но это помогло, когда просека повернула, и предо мной поперек нарисовалось упавшее дерево …
Ударившись ниже пояса, я вмести с лыжами, совершил кульбит и очутился в сугробе.
На мое счастье палки и лыжи остались целыми.
Отряхнувшись, заново надев уцелевшие лыжи, продолжил спуск уже без приключений.
Место спуска и подъема были в разных местах, поэтому обратно пошел вновь по целине, утопая в снегу.
Иногда во снах мне снится поле, через которое, мне тогда казалось, полжизни шел, как книжный герой Корчагин, пронизанный ледяным ветром со снегом, наступившими сумерками крепчающим морозом, усталостью, но не побежденного.
Очень долго, как мне казалось, искал лыжню обратно к Волге. Не обошлось без экстремальной ситуации: спускаясь с очередного холма, не заметил впереди узкую яму, очень похожую на волчью. Не могу понять как, но я перевернулся и повис вниз головой на лыжах. Вот тогда я понял, что я один в наступающую морозную ночь вишу над ямой неизвестной глубины и помощи мне ждать не от кого, вдали от лыжни, от людей, и заботливой мамы. Впервые за все время страх пронзил тело и заставил быстро действовать.
У меня не было выбора: пришлось исхитриться, упасть в яму вниз головой, наполненной рыхлым снегом выше моего роста, не сломать опять лыжи, и потом, со злостью голодного волка, яростью молодого вулкана, и потребностью выжить, вылезти наверх, благодаря лыжной палки зацепившейся наверху за какой- то сучек, спасительный для меня.
На эти процедуру потратил всю оставшуюся энергию. Внутри обессиленный, мокрый, снаружи оледеневший, наверно, похожий на пьяного снежного человека, но упрямого в своей потребности вернуться домой я вырвался из снежного плена победителем.
Все дальнейшие проходило уже как во сне.
В темнеющем лесу вышел на одних эмоциях на лыжню, ведущую к Волге, к родному городу, к теплу и еде. Казалось, вечной была дорога вперед без сил во тьме, со снегом и леденящим ветром. Огни зимнего города на другом берегу Волги, которые были видны сквозь кустарник вдоль лыжни придавали надежду, что я на правильном направлении, но усталость замедляла и без того вялый ход и клонила в предательский сон. Мне было не все равно, что сил не хватает добраться через Волгу до города. Наступала темнота и холод. Помочь могло только чудо.
Богу наверху тоже, наверно хотелось отдохнуть от наблюденья за мной, но упрямый норов придурка – авантюриста не позволял поставить точку в затянувшейся истории вначале больного, а потом просто упрямого и живучего студента – заболел, пошел и не погиб, да…
И согласился он, чтоб мне пришла помощь - сжалился, значит….
Меня догнал мужчина. Мой уставший, выжитый и понятный даже в темноте вид говорил сам за себя. Я не знаю, к сожалению его имени, но благодарен ему до гроба своей жизни. До конца пути через Волгу до набережной города, он не упускал меня из виду, а потом тихо исчез в свете ночного города, так же как и появился.
Кусочек сахара, который он достал из своего рюкзака, пропавший махоркой, стал для меня спасительным эликсиром, придавший и жизненную энергию. Почувствовав прилив сил, поблагодарив спасителя, я гораздо бодрее устремился домой.
Впереди еще был переход во тьме через ледяную заснеженную Волгу с пронизывающим ветром, спасительные огни родного ночного города, с людьми, кутающимися от мороза, долгая дорога в трамвае, встречи с волнующимися глазами матери, и самая приятная ночь с крепким выздоравляющим сном под теплым одеялом.
Образ во тьме - человека с кусочком сахара, пропавшего табаком, потом иногда появлялся мне во снах.
Спасибо ему!