Набросало на лед полыней,
Снег свою сказку мутит.
И следы от тяжелых саней
Духом морози день этот чтит.
И под небом сквозная вся даль,
Взглядом обширным не трожь:
То что в ней, то заботы печаль,
Да стальная сердечная дрожь.
Руки сами ухватом за снасть.
Провалить, подтянуть, загребать.
А пешней наработался, страсть,
Лунки частые вглубь выбивать.
Рыба плещет, играет чудней,
Разгоняя по жилам всю кровь,
Будто в сердце она, и скорей
Теплом ясным душевно любовь...
Но работа не терпит хандры,
Даже если то просто зевок.
Залихватские, видишь, труды,
Да улов будет ведомо впрок.
Над зарею уж ясный туман
В день идущего копотуна —
От природы всей, вздоха гурман,
Будто глотом остатки вина.
И поскрип под подошвой снегов:
Вся равнина застывшая спит.
На огляд только стены лесов.
Дух пречистый над миром разлит.
Окрик легкий, движение в снасть.
Подтащи, захватив удало...
Рыба плещет: предчувствия власть,
Что тот промысел верный зело.
В небе вздыблены облака.
Чуть поземка несмело свистит.
И саням ноша та нелегка.
А мороз уж подкожно свербит.
У костра передых, пар глотком
Из дымящейся чаши — настой.
Хлеба кус, да глаза молотком:
По равнине всегда ледяной.
Или будет тут оттепель, что ль?
И размякнет суровая тишь.
Потечет же ручьями, и голь
Лишь земли будет там где стоишь.
И волнами пойдет гладь воды.
Что сейчас заморожена в лед.
Сани полны. Испиты труды
Полной грудью. Вертаться черед.
Лес насуплен таежной мечтой.
А мечтает о чем в копнах сна?
Белой чащей стоит над зимой,
Будто претит ему дщерь-весна.
Как отец, как начальник и бог,
Сохраняя собой время лет.
Взор его из глубин дюже строг.
Так покажется. Может и нет.
Кони падают, вязнут в снегу.
На тропу выходя, чуют зыбь.
Вновь природа затеет пургу.
В мыслях бьется кричащая выпь.
Лес распался на клочья ветров,
Пораздвинулся став позади.
Перед взорами стайки дымов,
Что от изб, и теплеет в груди.
Сгрузят ношу, пойдут снова в ночь,
Чтоб с рассветом готовить уж сеть.
Эка дивна простецкая мочь! —
С вьюгой злющей дыханием петь.