Арина
А когда бубенцы отзвенели,
Санный след уведя за собой,
На ветрами ограбленной ели
Страшно кашлянул ворон седой.
И смотрела Арина в окошко,
Размывая слезами печаль.
И тоску прижимая, как кошку,
Вслед шептала: «Вернись, моя жаль…»
И, припрятав отброшенный веник –
Кто же мусор сметает во след?
Заметал домовой деревеньку,
Псом обнюхивал клетчатый плед.
Вновь Арина гадала на свечке.
Крик давила: «Нишкни и не вой!»
Застывала, как чёрная речка,
Сажа в воске смертельной петлёй.
Канун
Ты поднесёшь, озябший, горсть руки
К свечному пламени, чтобы согреться.
Её шаги немыслимо легки
И мечутся меж спальнею и детской.
Сквозь пальцы просочится слабый свет,
Окрасит старой охрой лист ладони,
Где всё прописано, и завтра нет,
И ветер время конокрадом гонит.
Февраль свои офорты на окне
Рисует пальцем жгучего мороза,
Макая в лунный свет. И в полусне
Трещит стекло от тысячи коррозий.
Прозрачным лаком заливает пол.
Вновь тень её за дверью плачет глухо.
А свет зелёной лампы мажет стол,
Манжет рубашки, бакенбарды, ухо…
Тетрадь. Зажёван кончик у пера,
Что, Пушкин, как всегда тобой обкусан.
И день твоей строкой шепнёт: «Пора!»
В покой и волю для поэтов русских.