... миру нужен владыка, и этим владыкой должен быть я.
Тамерлан
Иди к своим умершим, Тамерлан!
Шаги теряют тяжесть и тягучесть.
Война - наука бешеных, что учит
привычкам и потребностям собаки.
Ты ждёшь всемирной славы? Та - мертва!
Хоть, и рыдают тысячи собратьев -
по миру, в миллионах - зёрна смеха.
Твой прах развеет новая метла.
Все воины заканчивают смертью.
Зачем тогда направились в Китай?
Зачем стремились ввязываться в схватки?
Надменность голосила дерзкой сватьей,
склоняя к расширению на карте?
Мы раздразнили древнего кита!
Тоска, бывало, вырвется, накатит,
но гордость - останавливала жаром.
Возьми твой разум дюжину итак,
в нём резко возросла б не только жадность,
а все пороки, сеющие рознь,
средь всех чинов - скупых и непреклонных.
Как страшно, будет вечером припомнить
ошибки юных лет и то величье,
что, в общем-то, прославило твой род!
Все боги прокричавшие "вы лишний!"
утратили дар речи, видя тучи
взбесившихся военных. Пухлый рот
кричал в ответ: "Отлавливайте! Тут же,
казните всех, до мелкого божка!
Стреляйте в них! Стреляйте, будто в зайца!"
Все подвиги, за кои мог бы взяться
безумец и стратег в одном обличьи -
молола, как муку, твоя башка.
Ты говорил: "Бывает так! - обыщешь
свой трезвый ум, а там - такие вещи..!
Но их, в итоге, тянет под башмак
привычных планов: вспарывать и вешать".
Покойся, Тамерлан! Глухой монгол
с которым воевали - станет тощим.
Народ тебя проводит сотней торжищ
на улицах святого Самарканда.
Хоть, я и не философ, но: могло б
скупое время, жирной саламандрой,
извергнуть мир без войн и препирательств?
Казалось, ты и время пнул ногой,
с насмешливым "уволь! Не придирайся!"
Но, нет! Оно сильнее. Как не рвись -
с ним трудно совладать ничтожным людям.
Ты знал, что, состоящий из иллюзий,
подпольный план китайского захвата -
не больше, чем безумство. Карьерист!
Секретный план раскинулся загадкой
в больных мозгах простого работяги.
Все подвиги напрасны, коль есть риск
проспать, с трудом повешенные стяги.
Иди к своим тоскующим, Тимур!
Теперь, ты в нежной близости с народом.
Ты наделил их правильной сноровкой,
которую воспитывал, как отчим.
В пейзаже всей Монголии, ты - муть,
что застит опечаленные очи
и раздражает пуще, чем жужжанье
голодных комаров. Пора тянуть
перо, что затерялось меж ножами,
и ставить точку в перечне сует.
(Все пункты отгоняют мертвечиной).
В твоих чертах просматривалась чинность
в последние часы наземной жизни.
Прожить не так-то сложно, но - суметь
достойно умереть, ни каплей жира,
не дорожа нисколько - есть искусство!
Я благодарен миру и судьбе,
что в двадцать лет был дьявольски искусан
войной, как жеребёнок - парой змей.
Не время перекраивать устои!
Я заунывно спрашивал у стольких
глухих солдат, что прокляли гордыню:
зачем они меняют смерть на смерть,
а поздний час - на позднюю годину?
Зачем так призывают звон побоищ?
Вчера мне говорили "ты так смел!",
сегодня - я прошу судьбу подольше
греть тело не в походах, а в тылу,
без скорбных лиц, созревших для кончины.
Сто тысяч душ примерят и очинят
для новых войн и призрачной свободы.
Я часто слышу злобное "ты глуп!".
Другой - умён? Война возьмёт с обоих!
Война - торговка смертью и развратом;
у каждого побоища - есть глубь
секрет которой жив, но неразгадан.
Оставь, властитель пламенных степей,
своё больное тело в мавзолее.
Зима уйдёт так скоро, май залечит
увечья безмятежного народа.
Вся слава отгремела и теперь
империя - подобие нароста.
Империя, с повадками паскуды
не в силах отбиваться и терпеть
правителя, что чахнет от простуды.