Устаю толкать себя на ветер.
На окраине, практически в степи,
Я издалека ещё заметен.
Как в кинематографе размерен
И неповоротлив мой рассказ.
Я в себе, как прежде, не уверен,
Но уже немного напоказ.
Сердце – бесфамильный кукушонок,
Снег – что магазиновый творог.
Отворот воротника, подошв шершавый шорох,
Стон кофейника, под гул водопровода
Скорбно так посвистывает кран.
Прёт моя вонючая природа
Сквозь не спиртовой дезодорант.
Двадцать пять годов, как еле-еле
Прячется душа в холодном теле.
От грузовика к грузовику –
В мир художника. В простуженную слякоть
Заново б родиться и калякать
На забытом всеми языку.
Холодно. Пеку в духовке тесто –
Нота бестолкового протеста
Против дней, коротких и больных.
Ем вареники, вернее, доедаю,
Сам себе порой надоедаю,
Что уж говорить об остальных.
Простыня торчит из-под матраса,
Жёлтое пятно на потолке –
Что-то вроде раннего Пикассо,
Например, животное в прыжке,
Между ног болтается кадило.
Ночь сама себя опередила.
Волны экстази, кислотные цунами,
Солнце декадансинга взошло.
Можно не жениться, между нами
Всё уже давно произошло.
Гении рождаются в сорочке
Вместо кожи, прямо на костях.
Я рублю свои четыре строчки,
Как баклуши в теленовостях.
Чтоб от магазина к магазину
Преодолевать уже вдвоём
Бесконечно муторную зиму,
Как позеленевший водоём.
До утра выстаиваю очередь
(радио на кожных волосках)
Где-то между матерью и дочерью
В ласковых заботливых тисках.
Есть такая у мужчины должность –
В этой начался, в другой продолжись.
Жаль, в стихах недопустимы сноски,
Сам себя я вынес бы вовне.
Как локомотив на перекрёстке,
Род людской, остановись на мне.
В этом ведь и есть твоё призванье.
Умоляю, в череде благих потерь
Прекрати своё существованье
Минимум в лице моих детей.
Я бы мог таскать их за собой,
Но скажи, зачем им эта боль?
В драном рубище, в манто из горностая,
За вуалью старческих морщин,
Женщина, святая запятая
Между поколеньями мужчин,
Терпеливо ждёт за поворотом.
Трудно оставаться одному.
Нужно бить по собственным воротам,
Чтобы не достаться никому.
Чтобы под покровом целибата
Поселиться тёплым мертвецом –
Ни жены, ни матери, ни брата.
Юноша со старческим лицом,
Я ещё натягиваю струны,
А уже предчувствую зело –
Время выпадет пустой последней руной
На моё помятое чело.
Лёд между столетиями ломок,
Ни одна душа не перейдёт
Через этот топкий заголовок:
«Суд над Бродским до сих пор идёт».