холщовая моя, льняная,
ты - имя Божие устам,
который век по всем крестам
твою беззлобность распинают.
вздымались, рушились знамёна
в ристалищах добра и зла, -
а ты жила как и жила,
своею жизнью потаённой.
ждала по осени снега
нетерпеливее обновы, -
любимых чад русоголовых
сподручней в них оберегать.
когда пути заметены,
прохода нет купцу и вою,-
пора блаженного покоя
и милосердной тишины.
что кони белые в ночном -
сугробы, и в луче лампадном
плетутся сказки так ли складно
на добром острове печном.
о животворный дар огня!
где бок печной пахуч и тепел, -
под Рождество, как там, в вертепе,
смешные мордочки ягнят.
а снежный рой жужжит, кружит,
лепясь по пряслам огорода;
взяв с нивы хлеба, с бортей - мёда,
о чём бы смертному тужить?
но... чуть пригреет - жди гостей,
их сколько здесь перебывало!
в славянской мягкости немало
востока у твоих детей.
и самый дух впитал восток -
для брани - страстности и гнева,
но взгляд реки любой и девы
остался кроток и глубок.
а к тишине могильных плит
твоих блаженных и пророков
всё так же, белые до срока,
склоняют кудри ковыли.
для них слова хвалы, хулы -
что пыль на трещине гранита,
и снам их вещим всё открыто
о днях грядущих и былых.
...мне зной твой яр, мне хлад твой лют,
и я, молясь и припадая,
всю - от Хибин и до Валдая-
тебя без памяти люблю.