Петрович спрыгнул со стола. Ходил по комнате и тянул носом воздух, зажмуривал глаза и так стоял. В какой-то момент Архипову даже показалось, что он улыбается.
- А ночи здесь бывают? - спросил Петрович, - чего ты под дурака работал, про издательство мне говорил, это же тот свет. Думал, я совсем бездарь, не догадаюсь?
- Не бывает здесь ночей. Только день. А во дне - свет. И не тот свет, а этот. Издательство это. Мне так сказали. Что ж я врать буду и говорить что-то другое..?
- Да пусть хоть издательство, хоть чертова библиотека, а только хорошо здесь, спокойно. Если бы я раньше знал, что тут так, я бы уж давно..
- Давай спать, - повернулся к нему спиной Архипов и лёг прямо на траве. Через минуту он уже спал.
Писатель вошел в комнату неслышно. Архипов спал в углу , на траве, а Петрович лежал на столе, свернувшись калачиком. Холодно не было, но было как-то одиноко, и Петрович сейчас остро это чувствовал. Единственной родной душой был здесь Архипов, и бомж вдруг забоялся неизвестности: может, разлучат их с Архиповым, ведь он праведник, его в рай отправят, а Петровича определят в ад за грехи. Между тем, никуда Петровичу не хотелось идти из этой комнаты. Пускай даже оставили бы его здесь одного. Хотя и не один он совсем. Вот солнце, трава, ветер, звуки. Это уже так много. Никогда не хватало времени на все это посмотреть, всмотреться. А когда хватало, то боялся. Мыслей своих боялся, чувств, жалости и ненависти к себе.
- Это хорошо, что вы обо всем этом думаете, - прервал его высокий человек, средних лет, в очках в роговой оправе. Волосы с проседью, правильные черты лица.Был он немного сутул, костюм на нем казался мешковатым. Похож на кандидата наук. Жил такой в подъезде у Петровича, замечания все время ему делал и милицию вызывал, как дебоши случались в квартире бомжа.
- А вы писатель, стало быть? – усмехаясь спросил Петрович и привстал со стола.
-Писатель. Можно и так сказать, - устало ответил вошедший и добавил, - в большинстве своем люди уходят, не завершив сюжета. Вернее, проживая его черновой вариант. Живут, откладывая все на потом: признания, покаяния, вопросы, ответы, а потом Корректор начинает вычитывать написанное человеком, быстро находит, за что наказать, и наказывает. А мне приходится дописывать книгу, вспоминая тот подстрочник, который был задуман для каждого человека с его рождения. С сюжетами вот, правда, беда. Не выдумаешь большого разнообразия. Большинство книг весьма прозаические, - Писатель усмехнулся сам себе, - каламбур какой-то сказал. В смысле, похожи одна на другую. Герой в них рождается, учится в школе,потом учится врать, искать себе оправдание, не умеет любить, да и не любить тоже не умеет, грешит по надобности и без, взрослеет, читает нотации себе и другим, верит, что исправился сам и исправил хоть чуточку мир вокруг себя, а потом умирает...