Мы жарко спорили о хлебе,
Что вот хотя и общий он,
Его б мы в одиночку ели,
Когда б не общий наш вагон.
Нам было каждому противно,
Был каждый резко нетерпим
К тому, что в собственных квартирах
Мы хлеб необщий наш едим,
Что землю недовозмутили,
Что не дошли до вышины,
Что хлеба всем не уделили
Что перед совестью грешны.
Как удивительно прекрасно
Светлы студенческие лица,
Когда под синим небом ясным
По обе стороны пшеница.
Постановив, что хлеб – начало
Существования всего,
Мы улеглись, а поезд мчало
И поле хлебное его
В свои обьятья принимало.
Хлебов касалися колёса,
И в стыдно-розовых ушах
Шуршало, словно бы колосья
В окно вагонное шуршат.
А хлеб в окне до небосклона
Горячим полем пламенел,
Вращались жёлтые циклоны
В его янтарной глубине.
Мы улеглись, а скорый гонит
Пройдёт, проблещет, пролетит,
Прожжёт, протянется, простонет
Оставит поле позади
И к новой дали понесётся,
К порядку новому судеб
И снова к прежнему вернётся,
И не к нему, и всё же… хлеб… (1970).