(Конспектируя Авессалома Махинеева*)
Авраам, библейский вождь, прозванный отцом народов, вняв гласу свыше, решил заколоть, а затем сжечь своего любимого сына Исаака, чтобы принести его в жертву Богу как барашка – «зело тучного ритуального агнца» (? – так у автора). И то, что летучий ангел предотвратил злодеяние, не снимает вины с отца-фанатика, «осатаневшего в бозе» (? – так у автора). Авраама, живи он в наше время, судили бы за приготовление к убийству. Хотя, скорее всего, по результатам комплексной судебно-психиатрической экспертизы этого сильного духом, но слабого умом субъекта освободили бы от уголовной ответственности, признав его невменяемым на момент совершения преступления, и отправили бы на «принудительное лечение в дурку» (? – так у автора).
(A propos)
Библейский персонаж по имени Аврам, он же Авраам, был муж хитроумный. Во всяком случае, в разговорном жанре бытовой иронии он на голову превосходил своих потомков, заполонивших подмостки российской эстрады. Ведь что этот суровый ветеран доисторической буффонады ответил своему первенцу, которого вёл на заклание и который спросил: «Где же агнец для всесожжения?». Ответ просто потрясающий: «Бог усмотрит себе агнца для всесожжения, сын мой». Вот она, божественная ирония! Къеркегор, едва ли не самый глубокий и тонкий исследователь тёмной материи абсурда, намекает в одной из своих работ («Der Begriff der Ironie… <1929>»), что в том ключевом сюжете на подмостках древнееврейского театра абсурда покорный Авраам был ироничен не по своей воле, но по попущению сугубо ироничного Бога.
_______________________
*«Рукописное наследие».