Шестая французская центурия

Валерий Кулик
         Жизнь - это череда выборов.
                Мишель Нострадамус




Я знаю, - хоть, и юн! - наверняка,
что выпестую дар и настрадаюсь.
Пройдут года, но имя "Нострадамус"
пребудет нарицательным в искусстве.
Не хочется гадать на вишняках*,
когда - и так! - с младенчества искусан
виденьями, что мучают и травят.
Я думал, я смогу их выжигать
и думал, что похлёбками на травах




спасусь от старых призраков, чьи сны,
я вижу лет с пяти, а то - и раньше.
О, глупость человечества, ты ранишь
чредою непредсказанных событий!
Мои слова безумны, но честны.
Ох, если б взять - и просто позабыть их,
как забывают имя сотой девы.
Я жажду в медицине новизны,
но где изобретения-то!? Где вы?




Я бьюсь с чумой, как проклятый! Я бьюсь:
то в колокол, то - чаще! - в колокольчик,
но многие уж слышат - как клокочет
очищенная кровь в яремных венах.
Чума шуршит корсетом. Тощий бюст
не вскормит города'! Я равномерно
пытаюсь здесь расходовать лекарства.
Я вскорости и сам уж расщеплюсь
на несколько частей. Чума ласкалась




змеёй, а после - демоном - у ног,
но я был неприступен в этих ласках.
Как человек не видимый для сглазов,
я буду ими вымучен чуть позже.
Король не верит в гибель? Как умно!
Но в эту гибель верует вся площадь,
что состоит из душ, лишенных Слова.
Я усмотрел за этой кутерьмой
десятки и десятки жутких сломов,




что приведут негодников к реке
нещадных изуверств и новых боен.
Не каждый человек на свете волен,
но в каждом - точно! - залежи бесчинства.
И в каждом, полагаю, - по кирке'.
Не брать её - возможность излечиться
от и'скуса - терзать себе подобных.
Кровь может разогнаться, закипеть
и кинуться зверёнышем под рёбра,




но можно удержаться. Придержать
свои больные помысли и страсти.
Не знаю, как возвыситься и скрасить
своё существование, но знаю
как не столкнуть носами пять держав.
Как не столкнуть их длинными носами.
Что правда, эти знания - ни к чёрту.
Правители желают пить, где жар
и там же - возвеличивать никчёмность,




и этим - одурачивать весь свет.
Я предсказал кончину очень многих:
любовницы, ребёнка... Злой чиновник
грозил публичной казнью, новым ядом.
Дорогу умерщвляют по версте,
а войны - умерщвляют по снарядам,
поэтому я был терпим и сдержан.
Внутри меня подолгу падал снег,
но вместе с тем, я был пронизан стержнем,




который не давал сходить с ума
и был вторым хребтом в ослабшей плоти.
Я против перебранок, также - против
растущего военного прогресса.
Меня пытались выжить и сломать.
Моя судьба в бесчисленных порезах,
пусть в будущем я буду средь придворных
таким себе - подобием столпа,
который хоть высок, но всё ж, притоплен,




сейчас - ничуть не легче. Помолчать...
Всё будет обезличенным, но мерзким.
И яростный король, и злой наместник
примерят роли тварей и безумцев.
Примерят одеянья палача.
Я знаю ход времён, но обязуюсь
молчать до предначертанной кончины.
У каждого на свете - пять начал,
но главное - бескровно обличить их.




Потом - доверить время полотну,
и ждать, когда окрасятся волокна.
У всех прованских жителей воловьи
иль каменные выи - миф Прованса!
Я столько мог с последней потонуть,
но, Господи, как видите, прорвался.
Мой тяжкий рок служил великим стражем.
Я знаю, как умру, и потому
мне с юных лет не боязно. Не страшно.




Я знаю, как умру. Велик почин,
а край - давно просчитан и подгадан:
примкнуть к числу страдающих подагрой,
и умирать от внутренней отравы.
Скажи, на милость, Господи, по чьим
следам я, ускользающий от рабства,
заскакиваю в круг, что так порочен?
Молчи, Мишель. Загнуться от мочи -
не лучшее из всех твоих пророчеств.





*здесь - шляпочные пластинчатые грибы.