Лакомый кусочек, не попавший в рот
Упавший на пол торт счастья
Разлетевшийся всюду и прочь
Сладкий крем смешивается с грязью
Мразью припадут к нему святые
Шершавыми пролижут языками путь
Для чистых и невинных ступ
Провоют вы****ки симфонию угара
Из черноты закоптевших гаражей
В призыве к белой хрупкой плоти
Меняясь в лицах, сотрясаясь
Они крадутся к белой бархатной спине
Глаза их в беготне, а пальцы крутит
Боятся, но любопытство их же губит
Ни капли в рот, слюна застряла в горле
Она для них - единственная рыба в море
Не могут даже в ее сторону дышать
А вдруг она осудит?
Или хуже - улетит, как сладостный мираж
Ах, до чего изящна эта спинка!
Что переходит в пухлость спелых ягодиц
Наверняка они божественно мягки, зефиры!
Святые мученники разрываются внутри
Набухли мысли их тяжестью желаний
Но тут один из них заметил каплю яда:
Не содрогается она, мертвецки неподвижна
И на ее холодном теле пропали следы жизни
Пуста, сосуд осушен, выпита до дна
Среди бомжей богиня явно фаворитка
Венец колючей проволокой спал ей на глаза
Невинно чучело ее, она невинна!
Висит она отныне в закоптевшем гараже
Вокруг нее рыдают мученники плоти
Кровопотеки слизывают с закрытых женских век
Восхищаясь красотою белоснежной кожи
Ее бомжи не смеют трогать, невинностью она ценна
Как напоминание о лучшем, вечном, добром
Эстетика печального конца на ее губах
Опечаталась во всепрощающей улыбке
И в толпе, среди святых, рыдает он
Ее убийца.